Было уже половина седьмого вечера. В баре и холле шел тот самый сдержанный, но гадкий спектакль театра марионеток, который представляет собой в цивилизованном обществе вступительные ритуалы секса. В целом это место осталось точно таким, каким Найджел его помнил, только студентов порядком поубавилось, а военных – заметно прибавилось. Несколько припозднившихся студентов-теологов богемного типа, видимо оставшихся на время каникул работать в городе или просто вернувшихся за несколько дней до начала занятий, со слащавыми вздохами несли чушь, обсуждая поэтичность концепции непорочного зачатия. Шумная компания офицеров ВВС с энтузиазмом пила пиво за барной стойкой. Было тут несколько древних стариков, а также разнородная смесь из студентов факультета искусств, школьных учителей и заезжих знаменитостей, которые часами просиживают в баре в надежде быть замеченными и без которых Оксфорд никогда не обходится. Пестрая группка женщин в компании юнцов моложе себя, без конца прибегавших к различным ухищрениям, дабы удержать внимание своих спутников, завершала эту картину. Парочка студентов-индийцев слонялась туда-сюда, довольно нарочито изображая праздность и демонстративно таская под мышкой томики популярных современных поэтов.

Найджел добыл себе выпивку и свободный стул и наконец устроился с легким вздохом облегчения. Здесь все осталось как прежде. «В Оксфорде, – думал он, – меняются лица, но типажи сохраняются, и из поколения в поколение и дела, и слова их одинаковы». Он зажег сигарету, огляделся и задумался, не навестить ли ему сегодня вечером Фена.

Без двадцати семь вошли Роберт Уорнер и Рэйчел. Найджел немного знал Роберта – поверхностное знакомство, результат череды встреч на литературных утренниках с ленчами, театральных вечеринках и премьерах – и радостно приветствовал его легким взмахом руки.

– Можно к вам присоединиться? – спросил Роберт. – Или вы погружены в размышления?

– Никак нет! – двусмысленно ответил Найджел. – Позвольте, я возьму вам выпить.

К счастью, Роберт оказался не из тех людей, которые немедленно заявляют «нет, позвольте мне вас угостить», так что Найджел, выяснив, что им взять, отправился к бару.

Вернувшись, он обнаружил их за беседой с Николасом Барклаем. Последовал ритуал представления новых знакомцев друг другу, и Найджел снова отправился к бару. Наконец все устроились и некоторое время сидели молча, попивая из своих стаканов.

– Я с огромным нетерпением жду просмотра вашей новой пьесы на следующей неделе, – сказал Найджел Роберту. – Хотя меня, признаюсь, немного удивило, что вы ставите ее здесь.

– На самом деле, – сделал неопределенный жест Роберт, – это необходимость. Моя последняя постановка в Уэст-Энде была таким жалким провалом, что пришлось податься в провинцию. Единственное утешение – я могу заниматься постановкой совершенно самостоятельно, чего мне не позволяли уже много лет.

– Всего неделя на репетицию новой пьесы? – спросил Николас. – Ох, и придется же вам попотеть!

– Это действительно испытание. Из Лондона приедут театральные агенты и распорядители, дабы удостовериться, что я – всего лишь перекати-поле, которое ветер несет, куда хочет, и окончательно выжил из ума. Надеюсь разочаровать их. Хотя кто знает, что у нас в результате выйдет… Оксфорд – место, где оседают неоперившиеся новички из театральных школ. Прибавьте к этому целую прослойку актерского старичья и парочку на всю Европу прогремевших бездарностей… Каким образом я смогу им в течение недели привить чувство сценического времени, правильную интонацию и жесты, не представляю. Но Рэйчел тоже участвует в постановке, она мне поможет.

– Честно говоря, сомневаюсь, – сказала Рэйчел. – Актриса со стороны, приглашенная на главную роль в репертуарный театр из соображений кассовых сборов, вызывает больше дурных чувств, чем что и кто бы то ни было. Ну, вы знаете, шушуканье по углам и тому подобное…

– Что собой представляет этот театр? – спросил Найджел. – Я в него и не заглядывал, когда жил здесь.

– Трудились не покладая рук! – недоверчиво вставил Николас, постоянно делавший вид, что уж он-то не работает вообще.

– Театр не так и плох, – ответил Роберт. – Он был построен давно, примерно в шестидесятые годы девятнадцатого века, но как раз перед началом войны его модернизировали. Я работал там одно время, лет десять назад. Господи, какой это был ужас: скрипучие переключатели освещения, неуправляемый занавес, задники, которые падают, только их тронь… Но теперь все это осталось в прошлом. Какой-то добрый человек, имевший средства и амбиции, нашпиговал театр всеми техническими усовершенствованиями, какие только удалось найти, включая поворотный круг…

– Поворотный круг? – в замешательстве переспросил Найджел.

– Вращающуюся сцену. Это такая крутящаяся платформа с перегородкой посередине. Вы устанавливаете декорции для следующего действия на скрытой от зрителя стороне, а когда приходит время, просто поворачиваете сцену. Следовательно, вы не можете использовать задники по бокам, что до некоторой степени ограничивает вас в отношении художественного оформления. Кстати, не думаю, что здесь так уж часто пользуются вращающейся сценой – это, вообще-то, довольно обременительное излишество. Я, во всяком случае, ее точно задействовать не собираюсь. Досадно только, что поворотный круг занимает массу пространства в глубине сцены, которое можно было бы отлично использовать.