Мазурин поздоровался со всеми. Присел на пустой зарядный ящик.

– Расскажите о себе, товарищ Кладов, – тихонько попросил Мазурин. – Откуда вы родом, давно ли служите, о сегодняшнем бое… – Мазурин приготовил блокнот и карандаш.

– Звать меня Михаил. Родился неподалеку, курский. Окончил полковую школу, – Кладов говорил свободно, без стеснения, но по-военному кратко.

– А раньше у вас были подбитые танки?

– Нет, не сталкивался с ними. Хотя отступаем от самого Бреста. А тут вот довелось сразу за все отквитаться. Расчет у меня хороший, товарищ политрук. А один – что бы я сделал. Вот замковый мой, Михайленко Семен, без него я никуда.

– Ты не скромничай, – сказал Сирота. – От тебя главное зависит, наводчик все же, и командир орудия. Расскажи, как танки подбивал.

– Как подбивал, – улыбнулся Кладов, – прицелюсь – р-раз! И бью. Главное – спокойствие. Р-раз – он и горит.

– Все бы так воевали на батарее, как ты и Мезенцев Сергей, – сказал Сирота и с гордостью улыбнулся.

Мазурин задал еще несколько вопросов о деталях боя, Кладов отвечал охотно, но односложно, просто, как будто ничего особенного и нет, что он в одном бою подбил шесть танков. Мазурин почувствовал разочарование, что не получается интересного материала, опять придется многое дорисовывать самому. Да еще эти странные слова, что отступал от Бреста, артиллерист, а танки встретил впервые.

– А как под Москвой, товарищ политрук? – спросил Кладов, давая этим понять, что дотошные расспросы ему надоели.

– Тяжелые бои. Да это вы и без меня знаете, – неохотно ответил Мазурин. – На Волоколамском направлении, на Тульском. У нас тоже очень важный участок фронта.

– Это мы понимаем, – спокойно сказал Кладов.

Как-то сам собой разговор перешел на литературу, и Мазурин с удивлением отметил, что сержант оказался начитанным парнем.

– А может быть, вы сами заметку напишете в газету? – предложил ему Мазурин.

– Попробовать можно, – охотно согласился Кладов, – но не сегодня. Как потише будет и если жив останусь.

Политрук Мазурин уходил из батареи со сложным чувством: надеялся написать хороший очерк, а разговор с героем получился каким-то обычным. В голове его выстраивались фразы будущей статьи, но чего-то не хватало в ней. «Драматизма, необычности, патетики? – думал Мазурин. – Какой-то странный человек, все время дает понять, что ничего особенного он не сделал. А может быть, таким и надо его подать в статье?»

Весь облик сержанта Кладова и его расчета, комиссара батареи, да и всех артиллеристов, которых он увидел за этот день, внушал Мазурину уверенность в прочности бытия. Хотелось верить, что страшнее, чем в октябре, уже не будет, не может быть, что эти люди и есть те, кто остановят, наконец, врага.

На КП дивизиона, а оттуда в штаб дивизии Николай Мазурин добирался под бешеным артиллерийским обстрелом, но даже чувство опасности исчезло, такое было настроение боевой злости и уверенности, что выстоят они и в этот раз.

До самой темноты гитлеровцы мелкими группами пытались пробиться через боевые порядки частей дивизии полковника Гришина, чтобы уничтожить расчеты орудий, поэтому артиллеристы были в постоянном напряжении. То и дело приходилось открывать огонь, отбиваться от внезапно появлявшихся автоматчиков.

Ночь прошла тревожно, а на рассвете наблюдатели стали один за другим докладывать своим командирам о движении танков.

Против колонны в двадцать танков, направлявшейся в обход позиций дивизии с севера через Крестищи, была спешно выдвинута батарея лейтенанта Медведя. Расчеты едва успели установить орудия, как колонна развернулась веером и на полной скорости пошла на батарею. Плохо замаскированные орудия один за другим выходили из строя, разметанные выстрелами из танковых пушек.

Когда на батарею прибыл командир полка майор Новицкий с подмогой из трех орудий на автомашинах, бой уже закончился: семнадцать танков уходили на запад, три стояли обгоревшими грудами металла и слабо коптили небо.

У орудия сидел сержант Кладов с забинтованной головой и жадно, часто курил. Узнав командира полка и своего комбата, он встал.

– Ну, сынок, спасибо, – Новицкий обнял его, поцеловал в черные от дыма и с подтеками от пота щеки. – Ты смотри, удирают. От одного орудия удирают семнадцать танков! – майор чуть не заплакал от нахлынувших чувств.

– Не совсем так, товарищ майор, – поправил его Кладов. – Сначала у нас было четыре орудия.

– Но эти три танка твои, – сказал лейтенант Медведь.

– Эти мои, – глядя в снег, согласился Кладов.

– Как голова? – спросил командир полка. – Воевать можешь?

– Могу, – Кладов потрогал повязку. Он с трудом скрывал сильную боль. – Но у меня в расчете двое убитых. Надо добавить людей.

– Дадим с других орудий, теперь есть, – вздохнул лейтенант Медведь.

– Представим вас на Героя Советского Союза, – сказал майор Новицкий и подумал: «Дожить бы тебе, парень, до вручения Звезды».