Двинулись дальше. Посмотрел он на колышки. На второй только проворчал: «Дилетанты. Ну, что, будем снимать. Ты наклони колышек по моей команде, чтобы леска ослабла и сразу беги за дерево». Я сделал, как велели.

Высовываюсь из-за дерева, смотрю – он колдует над «ОЗМ». Минуты три, и все. «Уроды, – говорит, – даже без замедлителя поставили. Если что не так, нас бы здесь размазало, даже укрыться бы не успели».

На следующий день я расставил вокруг высоты уже свои растяжки и сигнальные мины. Ставил по-придурошному. Это уже потом, в Косово, мне наш замполит роты объяснил. Он из 45-го полка спецназа ВДВ. Говорит, что так, как ты ставил, – только для испуга. Нужно, говорит, выдернуть кольцо, а на место чеки ставить обычную булавку. Вот тогда точно ее снимут с взрывом.

«Крутой прапорщик из разведки…»

Александр Шмелев:

– После взятия Грозного пошла минная война, было много смертей. Максимов погиб 19 февраля, вместе с контрактником, который прослужил один день, даже автомат не получил. Пошел за водой, подорвались на «лягушке». Максимову полголовы снесло, а второму ногу вырвало. Оба погибли. Обидно, что Максимов весь Грозный прошел со мной, мой помощник, а погиб – пошел просто за водой.

Максим Анисимов, снайпер, прошел Грозный, а погиб на мине. Мы вместе читали его письмо, которое писал ему дед. А дед – ветеран войны. Читали, и за душу брало. Было от деда шесть писем, как он воевал в Великую Отечественную. А внук Минутку брал, пошел за водой и подорвался. Дедушка в письме дает советы внуку, как воевать…

Много было ранений, и командование решило наш полк с предгорий снять и передвинуть к Урус-Мартану. Поехали. С нами был безумный прапорщик, разведчик, только у него была винтовка «ВСС», штурмовая. Склон горы, кладбище, и он решил пострелять по шестам с зелеными повязками. Оказывается, в ущелье наша шестая рота стояла. Приезжаем, а там такой бой идет, я прыгаю с гранатометом. «Где вам помочь?» У парней из карманов ложки вылетают. Стрельнул я из гранатомета, такой бой идет! Потом стали разбираться. Оказалось, этот безумный прапорщик шмальнул из винтовки своей, и целый взвод стал воевать. А мы их объехали. «Чем вам помочь?» Потом мы догадались, почему начался бой, но нам было стыдно в этом признаваться.

Этот прапорщик нам говорил: «Мой псевдоним Бандит, называйте так меня по связи». Типа, «я в разведке был». Я еще так на него посмотрел… Присмотрелись мы к нему: идиот конченый. Фамилию свою он нам не говорил. Потом он взялся за регулирование движения бронированных машин, БМП ему проехала по ногам и его отправили в госпиталь. Так крутой прапорщик из разведки закончил свою карьеру в пехоте.

«Каждую ночь воевали…»

Андрей Актаев, контрактник:

– А затем пошел самый изнурительный и тяжелый месяц. Боевиков до нас никто не пугал, вот они и обнаглели. Каждую ночь они испытывали роту на прочность.

Под Мартан-Чу с высоты наблюдали штурм села Комсомольского. Оно восьмеркой построено, так вот одно ее колечко захватил Гелаев. Брали село спецы. Уж не знаю, в кавычках спецы или настоящие. Но какое-то село брать две недели – это слишком. Ребята смотрели и говорили: «Нас бы туда, махом бы зачистили».

Пообщались с ребятами с блокпоста. Омоновцы нам рассказали: «Кого там только не было: и ГРУ, и ФСБ, СОБРы, ОМОНы, даже вроде как охрана президента, боевой опыт получала. Сунулись туда – «нам надо дом взять, для галочки», а там не дом, а груда кирпича. Подходим, и вдруг, откуда ни возьмись, из этой груды духовский гранатометчик нам: «Держи гранату!»

Потом уже выяснилось, что к этой операции духи готовились долго. Там под каждым домом подвалы в три яруса. Мы на все это с высоты смотрели. Село со всех сторон окружено войсками. Танки и БМП стоят в поле на расстоянии два километра, только ближе подъедут – тут же ПТУР летит, и накрылась «коробочка». Летело в это село все – «Грады», «Ураганы», «вертушки» НУРСами утюжат, самолеты бомбы скидывают.

А у нас тем временем – своя война… Каждую ночь то первый, то второй взвод воевали. Духи подбирались к палаткам, вот и отбивались. Снайпер по нам стрелял. Мы с Ромкой Жулановым, как «комоды», заступали на охрану взвода с трех до шести утра. Сидим у костра, над ухом свист пули. Если ее слышишь, значит, мимо. Находили потом следы обуви 37-го размера. По-любому – или подросток, или баба. Скорее всего, второе. Звука выстрела не слышим. Значит, с ПБС (прибор бесшумной стрельбы. – Авт.) работает. Вторая рота, помню, в это время заняла позиции впереди под горой. Вот им, наверное, было тяжелей всего.

Из Журнала боевых действий

12 марта

В 10.30 личный состав 1-го взвода 1-й роты заметил группу боевиков, двигающихся в направлении южной окраины Мартан-Чу. Немедленно был открыт огонь по противнику. В ходе перестрелки погиб рядовой-контрактник Жуланов. В 11.15, по предварительным данным, силы противника составляли до 60 человек, однако на прорыв пошли до 10 человек. В 13.15 подорвался на мине рядовой-контрактник Семушкин А.В. из 2-й роты.

Разведгруппа разведроты в 13.20 начала движение в указанную НШ точку для усиления левого фланга ВМГ. В 14.15 командир 1-й роты доложил, что у противника имеется 3 человека убитыми. Получив команду на их транспортировку на КП полка, приступил к осмотру и доставке. Бой продолжался. Противник силами до 7 человек прошел в Мартан-Чу. Часть группы, ведя огонь, продвигалась к южной окраине Танги-Чу. Командир 3-й роты заметил, как несколько человек, погрузившись в подошедшую машину, направились на ней в крайние дома Танги-Чу. Открыв огонь из пулеметов, 3-я рота не дала возможности доехать противнику до села. При этом 3 человека были ранены и начали отход. Артдивизион осуществлял ведение огня по вызову, не давая возможности противнику пройти ему в Мартан-Чу.