— Ну какая тебе разница, где сидеть? — спросила Татьяна, как бы снимая этим вопросом всю несправедливость.

— Д... да, а почему опять я? П... почему все время я?

Ленка иногда легко заикалась, но когда она волновалась — это проявлялось сильнее. Татьяна посмотрела на свою дочь, обиженную людьми и, как ей показалось, богом, и её лицо сделалось проникновенно грустным. Она прижала Ленкину тёплую голову к своей щеке. Ей тоже хотелось плакать. Я видела, как подтаяли у неё глаза, определились морщинки, и в молодом её лице проглянули черты будущей старухи.

Юлька и Наташка выглядывали воровато, как мыши. Они были вполне счастливы и тем несимпатичны.

Ленкино страдание все же достало их и легло на душу лёгким угрызением совести, смешанными с эгоистическим удовлетворением.

— Мам! — Наташка помахала из-за цепи кургузой ручкой.

— Сиди! — резко ответила я, хотя Наташка была абсолютно ни в чем не виновата. Просто некрасиво быть благополучной, когда другие страдают.

Татьяна усадила Ленку на свободную скамеечку и пристегнула перед ней ремешок.

Тётка удостоверилась, что все в порядке на вверенном ей участке, и нажала единственную кнопку на своём пульте управления.

Круглый диск начал медленно вращаться. Предметы медленно поплыли в стороны и вниз.

— Леночка! — крикнула Татьяна. Это значило: «Леночка, посмотри, как хорошо, а будет ещё лучше!»

Ленка сидела с окаменевшим профилем и не повернула головы. Это значило: «Мне плохо и никогда не будет хорошо. И я вас не прощу, как бы вы передо мной ни старались. Я всю жизнь буду мстить вам своей печалью».

Принципиально грустная Ленка проплыла и исчезла.

Я полетела в небо. Сердце толчками переместилось в пятки.

Потом я полетела к земле, и сердце медленно, туго подплыло к горлу. Я не чувствовала напряжения цепей, и мне казалось — падению не будет конца. Но вот цепи; натянулись, я поняла: не выдержат. Сейчас рухну и взорвусь — и через боль перейду в другое существование. Но в этот момент меня понесло в облака. Снова не было натяжения цепей, и казалось — вознесению не будет конца.

Из ниоткуда, как во сне, на меня наплывает моя дочь — смуглая и яркая, как земляничка. Она беззвучно хохочет. Её дивные волосы текут по ветру.

Вот мои молодые родители: папа в военной форме, мама в крепдешиновом платье, синем в белый горох.

Мама наклоняется к папе и показывает на меня:

— Это твоя дочь. А ты не хотел...

Вот мой нерожденный сын.

Я волнуюсь, что он выпадет из качелей. Мне хочется на лету выхватить его и прижать к себе. Но он проносится мимо, и я не успеваю рассмотреть его лицо.

А вот, стоя ногами на качелях, раскинув руки как распятье, летит мой любимый. Он не хуторянин. Нет. Он бродяжка. Он никогда не бросит, но и себе не возьмёт. Он разобьёт на мелкие кусочки, а осколки положит в карман.

Он летит, как таран. Я едва успеваю увернуться.

— Не улетай! — кричит он мне.

— Я больше не люблю тебя, — кричу я, и мне становится легче. Так легко, что я не чувствую своего тела.

Я пою. Но пою не напряжением горла. Просто песня вместо меня. Я свободна от прошлого. Я готова к новой любви. Как зовут тебя, моя новая любовь?

...Четыре минуты окончились.

Мы отстегнули ремешки и сошли на деревянный диск. Потом прошли сквозь железную калиточку. Спустились на землю.

Очередь не увеличилась и не стала меньше. Осталась такой же, как была. И выражение лиц было прежним. Видимо, все, кто становился причастным к ожиданию, надевали это выражение, как надевают тапки при входе в музей.

— Чем кормить? — спросила себя Татьяна. Она была уже дома.

Обед у меня был. Меня мучили другие проблемы. И мой побродяжка уже шёл по моей душе, выбирая осколки покрупнее, чтобы наступить на них своей интеллигентной пяткой.

Юлька, Ленка и Наташка стояли рядом. Переживали каждая своё: Юлька была бледная, почти зелёная. Её мутило от перепадов, и она испытывала общее отвращение к жизни.

Ленка смотрела перед собой в одну точку, и отсвет пережитого восторга лежал на её лице.

Наташка уже забыла о летающих качелях. Ей хотелось на «чёртово колесо». Она сложила руки, стала неуверенно торговаться, не веря в успех.

Жизнь представлялась ей сплошной сменой праздников.