Шрифт:
У нее никогда не было детей, и она жалела об этом. Но сейчас каждый мальчишка в этом зале привязан к ней, как к матери. И для каждого из них она сумеет сказать то, что долго носила в своем сердце.
Л. Вайнштейн
ОБ ЭТОМ УЗНАЛИ ПОСЛЕ ВОЙНЫ…
Солдат искал дочь. Она была где-то на войне, и в душе у него все время жила надежда встретить ее или что-нибудь узнать о ней. Способ розысков был прост: увидев женщину в шинели — сестру или связистку, он допытывался: не встречала ли она его Марусю?
Шли дни, месяцы… Шли годы, а солдат все искал дочь…
Однажды на маленькой станции, до отказа забитой людьми и составами, он увидел девушку. Она стояла у крана с полустершейся надписью «Кипяток» и, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, смотрела на тоненькую струйку теплой воды, бежавшую в котелок.
Услышав вопрос солдата, девушка не улыбнулась, не покачала головой, как другие, а чуть заметно вздрогнула. И глаза ее, только что выражавшие досаду и нетерпение, стали строгими и напряженными.
— А вы почему интересуетесь? — спросила она довольно недружелюбно. Но тут же, овладев собой, добавила уже обычным тоном: — Кем же вы ей приходитесь, что ищете?
— Отец я. С начала войны о семье ничего не слыхал.
Глаза девушки подобрели:
— Повезло вам. Встречала я Марусю. Воевали с ней на Волге и на Дону. Видала ее и потом — учились вместе. Она закончила, а я не прошла по здоровью. Думаю, жива ваша Мария! Но где она, никто сейчас, наверное, не скажет. Узнаете после войны…
Ранним теплым утром по дороге, разбухшей от ливня, шла маленькая сероглазая девушка лет двадцати. Нарядные туфли она несла в руке и шагала босиком, глубоко погружая ноги в жидкую черную грязь.
Утреннее солнце весело играло на зеленой глади мокрого поля. Было пустынно и совсем тихо. Лишь где-то вдали ревел скот, который пастухи гнали на пастбище.
Внезапно из-за поворота дороги появились лошади. Они быстро приближались, и девушка узнала немецкую тачанку. В ней сидело несколько человек, в том числе офицер.
Девушка замедлила шаг, в глазах ее на мгновенье мелькнуло сомнение, но, поравнявшись с тачанкой, она тихо сказала:
— Доброе утро!
И, не оглядываясь, зашагала дальше, помахивая туфлями.
Впереди показалась деревня. Над крышами курились дымки — хозяйки топили печи.
— Тетя, далеко до Губинихи? — звонко крикнула девушка, завидев пожилую женщину.
— Да ты ж с Губинихи идешь!
Девушка оторопела.
— Вот проклятый шофер! Привез на развилку дорог и сюда показал.
— Вертайся обратно.
В Губиниху девушка пришла только в полдень. Деревню она знала, ни у кого не спрашивая, подошла к одному из домов. Тихо постучала в ворота.
— Маруся?! Откуда ты? — охнул дед, приоткрыв засов.
— Из Запорожья. В немецком госпитале медсестрой служила.
— Чего ж не писала? Мама тут извелась.
— Мама?! — девушка побледнела. — Где она?
— Здесь, в Губинихе. Выехать не успели, попали в окружение. Потом сюда перебрались. Она с малыми.
«Мама здесь, — лихорадочно думала девушка, — что делать?»
Впервые за этот день присев и вытянув облепленные грязью ноги, она почувствовала, как сильно устала.
— А где же мама?
— Близко. Тетя Соня за ней сходит.
…Нет, девушка пришла сюда не из Запорожского немецкого госпиталя. Первого немца на оккупированной земле она увидела только этим утром на дороге.
Сомнение, мелькнувшее в ее глазах, означало вопрос: нужно ли здороваться в таких случаях? Это было, кажется, единственное, чего не предусмотрели, посылая ее сюда. Очевидно, здороваться все-таки полезно, потому что у сидевших в тачанке она не вызвала подозрений.
Не остановили ее и часовые, когда шла через железнодорожную станцию. Не заподозрила ничего, по-видимому, и тетка, которой она соврала про шофера. Вот, кажется, и родные верят, что она из Запорожья. Но мама…
«Мама, мама, — думала девушка. — Могу ли я подвергать опасности твою жизнь? И не только твою — а брата и сестры? Ведь если попадусь, возьмут и вас. Что делать? Уйти? Нет, это невозможно».
Мария попала в эти места «с неба». Сегодня ночью ее забросили в немецкий тыл. С самолета она прыгала не одна, а с товарищем. Вслед за ними полетел вниз и стокилограммовый мешок, набитый вещами и продуктами. Второй парашютист во время приземления сильно ушиб ноги, и она почти до рассвета перетаскивала в рощу его и вещи.