17. Хоржинский Николай Иванович,

1894 г. р., уроженец Каменец-По-дольского уезда, солдат, за службу в армиях Деникина, Петлюры, Врангеля 5 мая 1921 г. заключен в концлагерь84.

18. Хримли Алексей Константинович,

1889 г. р., уроженец Александровской губернии, солдат, 9 февраля 1921 г. расстрелян85.

81 Там же, № 71267 фп.

82 Там же, № 70260 фп.

83 Там же.

84 Там же. № 794 фп.

85 Там же, № 70921 фп.

19. Ярошенко Павел Александрович,

1891 г. р., уроженец Тамбова, чертежник техотдела 452-го полка 51-й Перекопской дивизии, в прошлом — капитан, 5 февраля 1921 г. расстрелян84.

Среди репрессированных в Севастополе людей встречается довольно много красноармейцев и командиров Красной армии. Это были офицеры и солдаты, мобилизованные и служив-шие какое-то время в Белой армии, а потом под воздействием агитации еще задолго до Перекопско-Чонгарских событий перешедшие на сторону красных. Командиры знали об их прошлом и полностью им доверяли, поскольку они честно служили в Красной армии. Но большевики и чекисты не смогли простить им их старые “грехи”. В процессе постоянных чисток армии работники особых отделов выявляли “бывших” людей — военнослужащих царской или Белой армий, военных чиновников и другие категории, а затем под любым предлогом выносили им расстрельные приговоры.

На Евпаторию наступали отдельные части 1-й конной армии и 30-я стрелковая дивизия 6-й армии Южного фронта. 15 ноября 1920 г. город был взят311.

Salve, maris Slella!

Привет тебе, звезда моря!

Из церковного гимна

Термины “наступление” и “освобождение” городов Крыма в указанный период в справочной и художественной литературе применяются весьма условно, поскольку наступав-

^ ^.;x;.''X, ''•:–

– ;- ‘i f ^- ~• • ' • • • ''-v v • lb

– t j-/„ і ' ’

Дореволюционная Евпатория

шие спокойно занимали города, не встречая противодействия. Войска входили в них практически без единого выстрела из-за отсутствия сопротивления. В Евпатории в это время осталось довольно много бывших солдат и офицеров Белой армии, которые, осознав свое полное поражение,

не пытались сопротивляться войскам Красной армии. Выезжать в Турцию или куда-то еще и покидать Россию они не хотели, так как не представляли свою жизнь на чужбине. Именно против них, безоружных, готовых принять условия и положение пленных, а также против пришлых людей-беженцев и лиц, отнесенных большевиками к категории буржуев, была объявлена жестокая война. В Евпатории эта война, как и в других “освобожденных городах”, с первых же дней приобрела характер обысков, грабежей, арестов и расстрелов. За небольшим исключением, все бывшие военнослужащие Белой армии и граждане, указанные в приказе о необходимости их регистрации в особом отделе ВЧК, приказу подчинились, заполнили анкеты и тут же были арестованы. По опыту, приобретенному в других городах, чекисты все же предприняли “охоту” на лиц, которые могли скрываться и уклоняться от регистрации. Для этого они “прочесывали” дома, улицы, предприятия, госпитали, порт, окраинные пустыри и кое-кого находили.

В процессе сбора материалов о терроре в Евпатории в архивах было обнаружено достаточно много для такого небольшого городка дел. “Кровавый счет” таких дел открывает санитарка госпиталя Маша Кур-батская.

Курбатская Мория Петровна, 1904 (!) г. р., уроженка с. Высокощепинцы, Черниговской губернии, проживала в госпитале

Красного Креста в Евпатории. Последнее место роботы — госпиталь 91-го полка 2-й конной армии.

Мария Курбатская с 1919 г. в возрасте неполных 15 лет стала работать санитаркой по уходу за тяжело больными солдатами. А 25 ноября

1920 г. по подозрению в выдаче белым когда-то коммунистов была арестована прямо в госпитале. Проверкой этого необычного дела было установлено, что в нем нет никаких доказательств ее вины. Сама Курбатская свою причастность к выдаче решительно отрицает. Факт необоснованного подозрения и ареста стал очевиден. Но ведь сидит она в тюрьме, переполненной узниками, ожидающими решения своей участи. Не выпускать же ее на волю, даже невинную. Теперь, без сомнения, она всему городу расскажет, что творится в чекистских застенках, сколько народу загнано за решетку и в каких бесчеловечных условиях они содержатся. Нет, чекисты не могли этого допустить. Ведь это могло подорвать авторитет “освободителей”, вызвать недоверие к “народной власти” и возмущение людей. Глубоко пряча истину, чекисты еще тогда научились свои ошибки покрывать фальсификацией и успешно достигать желаемых результатов. Так в данном случае поступил и следователь особого отдела ВЧК 2-й конармии А. Носов, который, с учетом сложившейся ситуации, руководствуясь революционной совестью и пролетарским правосозна-ниєм, составил заключение о виновности Курбатской и рекомендовал ее расстрелять. Начальник особого от-дела, конечно же, был солидарен со следователем в целесообразности применения этой меры социальной защиты пролетариата и уже 2 декабря 1920 г. он подтвердил приговор: “расстрелять”. Кто и когда исполнил этот приговор, как ни удивительно, известно. В отличие от многих тысяч архивных дел, поднятых для проверки законности принятых решений, в деле Курбатской был обнаружен рапорт исполнителя, что встречается чрезвычайно редко. На клочке бумаги имеется запись с прыгающими и во все стороны шатающимися буквами такого содержания:

'Рапорт. Начальнику политштаба

002 — Конармии.

Доношу согласно вашего личного указания о расстреле М. Курбатской что мною Курбатскую росстреляно в 23 ч. 50 мин. 2.XII—20.

Красноармеец Рубежов*5.

Рапорт, который приводится здесь полностью и без изменений, является документальным завершением этой незначительной для чекистов того периода истории, но большой трагедии маленького человека. Мы уже никогда не узнаем, как она отнеслась к зловещему объявлению ей приговора, как вела себя перед казнью и с каким настроением исполнял это действо красноармеец Рубежов. Неизвестно, терзали ли его душу сомнения и чувства жалости к этому почти ребенку. Эйфория победы, отсутствие осуждения и противодействия чинимому террору, стократные ленинские наставления и требования безжалостной расправы с контрреволюцией и врагами трудового народа одурманили солдат, во многом утративших человеческое достоинство и облик. Возвращаясь с места убийства с винтовкой и лопатой, которой закопал бездыханное, окровавленное девичье тело, Рубежов наверняка был горд выпавшей на его долю миссией и ни минуты не сомневался в своей правоте и справедливости принятого начальством решения. Он, конечно же, не напрасно ожидал заслуженных похвал и поощрения в виде кружки водки или вина.

Но потом, спустя, может быть, годы, вкусив всех прелестей большевистского режима, имея уже своих детей, возможно, он не раз вспоминал этот жуткий и позорный эпизод своей жизни, вспоминал полные ужаса глаза девочки, устремленные на него, и ее лицо, залитое слезами. Не может быть, чтобы не мучили его, наконец, проснувшаяся жалость, раскаяние и угрызения совести. Бесконечно был прав Ж. Ж. Руссо, когда воскликнул: “Совесть! Совесть! Божественный инстинкт, бессмертный и божественный голос; верный руководитель существа невежественного и ограниченного, равно разумного и свободного, непогрешимый судья добра и зла, делающий человека подобным Богу. Без тебя не чувствую в себе ничего, что возвышало бы меня над животными”312.