Абраменко Леонид Михайлович
Шрифт:
Гольцев Н. П., 1899 г. р., уроженец и житель Одессы, солдат, и Яковлев С. И., 1896 г. р., уроженец Херсона, студент, подпоручик по постановлению ОГЧК от 4 августа 1921 г. под лежали расстрелу за свою службу в
24 Гусев О. П. Чорнобиль серед нас. — К., 2004. — С. 68-73.
Белой армии. Но чекисты, учредив так называемую смерть в рассрочку, “приговор” не исполняли, а заставляли их работать в интересах разведки. Поскольку ни Гольцев, ни Яковлев ожидания чекистов не оправдали, по постановлению той же ЧК от 20 декабря
1921 г. они были расстреляны184*.
Известен довольно громкий судебный процесс, проходящий в Москве с 8 июня по 7 августа 1922 г. над правыми эсерами Гоцу А. Р., Донским Д. Д., Герштейном Л. Я. и другими, из которых 13 человек были осуждены к высшей мере наказания — расстрелу. По представлению Верховного трибунала, который вынес этот приговор, Президиум ВЦИК приговор утвердил, но, применив ту же рассрочку, исполнение приостановил с условием, что если партия эсеров будет продолжать вооруженную борьбу против советской власти, приговор будет приведен в исполнение185.
Применение заложничества в то время вошло в официальную терминологию и встречается в ряде нормативных актов. Например, в § 6 постановления ВЦИК от 7 ноября 1920 г. “Об амнистии” и в ст. 3 постановления IV Всеукраинского съезда Советов 22 мая 1920 г. записано:
'Обязать ВЧК и ее отделы пересмотреть в месячный срок списки всех заложников и военнопленных гражданской войны и освободить тех из них, содержание коих не вызывается крайней необходимостью'186.
С. П. Мельгунов в своей повести “Красный террор в России” приводит отрывок из постановления
ВЦИК от 11 июня 1921 г. относительно величайшего по своей массовости народного восстания против советской власти в Тамбовской губернии. В нем предусмотрены такие меры подавления:
1. Селянам, у которых хранится оружие, объявлять приговор о взятии заложников и расстреливать таковых в случае не сдачи оружия.
2. Семья, в доме хоторой укрывается бандит, подлежит аресту и высылке, имущество конфискуется, о старший работник в этой семье расстреливается на месте без суда.
Бесчеловечный и дикий обычай заложничества и круговой поруки применялся не только к непослушным гражданам и противникам советской власти, но и к красноармейцам. “Декретом об организации Рабоче-Крестьянской Красной армии” от 15 января 1918 г. предусмотрено:
*При вступлении (в армию) целыми частями требуется круговая порука всех и поименное голосование*28.
В этот исторический период возрожденное Лениным заложничество
27 Амнистия и помилование в СССР. — М., 1959. — С. 87-88,137.
28 Первые декреты Советской власти. — М.т 1987. — С. 185-186.
внедрилось и в международные отношения. В апреле 1919 г. между Лениным и Бела Куном состоялся диалог по поводу необходимости задержания французских военнопленных в России в качестве заложников, поскольку французское правительство не выпускает со своей территории около 34 тыс. русских плен-
29
НЫХ .
В Украине, напротив, эти вопросы решались иначе. В соответствии со ст. 22 Дополнительного договора между УНР и странами четвертого союза (Германия, Австро-Венгрия, Болгария и Турция) от 27 января 1918 г. страны обязались освободить пленных и заложников, удерживаемых в этих странах187.
Кроме многих международных конвенций, обязывающих правительства государств, в том числе Россию, гуманно относиться к людям вообще и политическим противникам в частности, в 1979 г. принята и международная конвенция, согласно которой взятие заложников объявлено тяжким преступлением. За его совершение в странах, подписавших конвенцию, установлена суровая уголовная ответственность.
Все участники контрреволюционного движения, противники большевистского режима, представители имущих классов, бывшие служащие учреждений царского и временного правительств, интеллигенция, не принявшая советскую власть, а также, по требованию Ленина, все “колеблющиеся” подлежали репрессиям. Одних, как это видно по многочисленным примерам, расстреливали сразу после их регистрации, других — несколько позже, после задержания и установления личности. Десятки тысяч иных лиц, среди которых были бывшие солдаты Белой армии пролетарского происхождения, в свое время насильно мобилизованные, в дальнейшем из мест лишения свободы были освобождены по амнистиям: к 1 мая 1920 г.; к 3-й годовщине Октябрьской революции, принятой в ноябре 1920 г. и по амнистии, принятой 3 ноября 1921 г. Однако освобождение не означало для них прощение. Освобожденные по амнистиям лица тут же попадали в “черные” списки ЧК, ГПУ, НКВД, которые преследовали их, где бы те ни жили, всю жизнь. Чекисты помнили о них, наблюдали за ними и, накапливая на них компромат, в любой подходящий момент под благовидным предлогом расправлялись с ними.
Среди различных групп жертв красного террора выделяется наиболее уязвимая и беззащитная группа — члены семей контрреволюционеров. Их вина перед советской властью заключалась лишь в том, что они были родственниками или близкими репрессированных лиц. Особенно преследовались те семьи, члены которых служили в Белой армии, уехали за границу или остались, но скрывались от регистрации. В период гражданской войны и в течение нескольких лет после нее единого обвинительного подхода и основания для репрессий членов семей не было. Чаще всего ограничивались обычной констатацией факта, что лицо является, например, отцом белогвардейца или женой офицера. Но нередко встречаются случаи, когда в уголовных делах их именовали то пособниками в антисоветской деятельности, то укрывателями, то не-