Но Карста получила массу удовольствия. Когда Сабина оторвала её от унитаза, она разоралась так, что соска выпала у неё изо рта. Только сейчас стало заметно, что у девочки двойной подбородок, рот размером со спасательный плот для Боинга 747 и нос картошкой. Со стороны Сабины было действительно умно прикрывать ребёнку лицо соской.

Некоторое время все были заняты. Сабина вытирала насухо Карсту и ванную, Анна и Яспер смывали с ковра кровавые пятна, Гитти с Флавией и Марией-Антуанеттой развешивали для просушки платья кукол Барби, Соня, София и Вибеке сушили кукол феном, а Эллен пела плачущему Тимми весёлую песенку.

Марлон сказал:

– Хавнистые зянуды!

Юлиус по-прежнему держался за мою шею.

Заседание проходило совсем не так, как я себе представляла. Вообще всё было иначе, чем я себе представляла. Как тогда в начальной школе, когда я непременно хотела войти в клику Мике Зайдельс, поскольку Мике с её рыжими кудрями мне очень нравилась. Когда я наконец этого добилась и меня приняли в клику, то оказалось, что любимейшее занятие Мике состояло в том, чтобы мучить кошек. Потому что Мике ужасно нравилось, как кошки выкрикивают её имя, когда им делают больно. Моё разочарование было безграничным. Я вырвала из рук Мике пакет с барахтающейся, мяукающей соседской кошкой и заорала, что свою дурацкую клику она может куда-нибудь себе засунуть вместе со своими дурацкими кудрями. Мике отдала другим девчонкам приказ остановить меня, но у меня не зря ещё в нежном восьмилетнем возрасте была кличка "Ветряная мельница ужасов". Я была раза в два крупнее всех остальных, мои вытянутые руки доставали до противоположных стен школьного коридора, а там, где ступала моя нога в гигантской кроссовке, больше не росла никакая трава. Однажды, надевая плащ, я сломала нос самому крупному и сильному мальчику в школе. Это случилось по ошибке, бедный парень просто оказался не в то время не в том месте, но с тех пор меня и прозвали ветряной мельницей ужасов, поэтому никто из вассалов Мике не решился на меня напасть. Я беспрепятственно убежала. Прекрасный отход. Именно такого я хотела и сейчас, только, конечно, более цивилизованно. В конце концов, сейчас я взрослая женщина со стилем. То есть не было никаких причин становиться грубой и говорить Фрауке, что своё общество дурацких тёток она может куда-нибудь себе засунуть вместе со своим дурацким мелированием. Жалко, конечно.

– Очень красиво у вас здесь наверху, – совершенно цивилизованно сказала я Фрауке. – Ян уже описывал мне ваш дом с большим восхищением.

– Да, он говорил мне, что знает тебя по прежним временам. Забавное совпадение.

– Мы жили в одном и том же общежитии, – пояснила я.

– Этого не может быть, – ответила Фрауке. – Ян жил в мужском общежитии. Именно оттуда у него эти ужасные холостяцкие привычки.

– Возможно. Я жила там только один семестр, – сказала я. – Мой первый семестр. Это было довольно хаотичное общежитие. Ян, Верена, я и один толстый студент медицины, которого мы звали Мопсом. Мопс обожал сардины в банках, я обожала Яна, а Ян обожал Верену. – Я засмеялась. – Он тебе рассказывал, как они занимались этим на кухонном столе и не увидели открытую банку сардин, которая была под газетой? Такое общежитское житьё – это просто ужас! У Мопса была кошка, но он никогда не чистил кошачий туалет. Я содрогаюсь, когда об этом вспоминаю.

Фрауке тоже содрогнулась.

– И когда это было? – спросила она.

– Ну, ровно пятнадцать лет назад, – ответила я.

– Не-е, тут ты что-то путаешь, – сказала Фрауке. – Пятнадцать лет назад Ян был на последнем курсе. Я это знаю точно, поскольку я в это время сидела дома в Шмалленберге и была беременна Лаурой-Кристин.

– Не-е, тут ты что-то путаешь, – сказала я. – Я абсолютно уверена, что это было пятнадцать лет назад, потому что я вскоре познакомилась с Лоренцем и забеременела Нелли. А ей в понедельник будет четырнадцать.

– Исключено, – агрессивно сказала Фрауке.

– Ну, день рождения своей дочери я знаю точно, – сказала я так же агрессивно.

– А я говорю, исключено, что у Яна был секс на банке с сардинами, а я в это время, бросив учёбу, сидела беременная в Зауерланде, – ответила Фрауке.

Постепенно мне стало ясно, почему она такая злая. Её лицо было красным, как рак.

– Ну, я могу, конечно, ошибаться, – сказала я. Но было уже поздно. Боюсь, Яну сегодня не грозит уютный вечер с женой. Жаль его, конечно, но кто бы мог про него такое подумать? Он никогда не упоминал о своей подруге, которая сидела беременная в Шмалленберге в Зауерланде. Если бы он это сделал, ни я, ни Верена не пошли бы с ним в постель. Я-то точно нет.

– Я хочу домой, – сказал Юлиус. Он мельничным жерновом висел у меня на шее.

– Мы сейчас уходим, дорогой, – сказала я.

Фрауке я сказала:

– Я думаю, что общество матерей не для меня. Извини, если мы потратили твоё время.

– И ты извини, если я внушила тебе напрасные надежды, – сказала Фрауке. – Для некоторых общество матерей просто не по мерке. Но очень мило, что ты пришла. Ещё раз большое спасибо за цветы.

– Не за что, – ответила я.

Анна поставила ведро с водой к ногам Фрауке.

– Следы крови устранены. Во всяком случае, с ковра. С ребёнка они так быстро не сойдут.

– Надеюсь, что маленький разбойник по крайней мере чему-то научился, – сказала Фрауке, похлопывая Яспера по голове. – Думаю, некоторое ограничение телевизора пойдёт ему на пользу, Анна. Если тебе из-за его поведения нужен хороший детский психолог – на нашем сайте есть список. Доктор Зендеманн – корифей в своей области.

– Ну, если Яспер когда-нибудь плохо себя поведёт, я буду благодарна за ваши советы, – ответила Анна. – У вас наверняка есть много опыта в области плохого поведения детей.

– Вы что, уже уходите? – спросила Гитти.

– Да, уже уходим, – ответила я.

– Потому что сейчас начинаются наши курсы японского для детей и матерей, – сказала Анна. – Доставляют удовольствие и очень полезны детям. Мы там учим дзюдо, карате, суши, сою, оригами и тойоту, а сегодня, по-моему, будут камикадзе. Наш учитель – корифей в своей области.

– Загляните как-нибудь, на следующей неделе мы будем делать харакири, – добавила я.

– Хорошо, что вы сами увидели, что вы нам не подходите, – сказала Сабина. – Некоторые просто не могут понять, что мы придаём значение стилю и классу.