8.

[45] На другой день,[46] вообще на четвертый пребыванія Алберта у Делесова, они обдали вмст дома. Албертъ былъ также изнуренъ, блденъ и слабъ. Онъ ничего не лъ и, берясь за стаканъ, въ который Делесовъ налівалъ ему вино, робко взглядывалъ на хозяина. Онъ, казалось, хотлъ говорить, но не могъ. Начавши рчь, онъ вдругъ останавливался.

— А я нынче ду въ Донъ-Жуанъ, — сказалъ Делесовъ, — подемте право.

Албертъ ничего но отвчалъ, а только изподлобья взглянулъ на Делесова.

— Право подемте.

Албертъ взялъ бутылку вина, налилъ себ полный стаканъ и вдругъ, ршительно стукнувъ по столу, сказалъ: демте! Все остальное время до театра онъ молчалъ и, какъ казалось Делесову, насмшливо, изрдка поглядывалъ на него. Передъ театромъ онъ попросилъ еще выпить, потому что иначе, говорилъ онъ, музыка слишкомъ сильно на него подйствуетъ. Въ карет однако онъ держалъ себя смирно; только изрдка Делесовъ замчалъ, что онъ вздыхалъ, пощелкивалъ языкомъ, производилъ губами звукъ человка, сбирающагося говорить, но не произнесъ ни однаго слова. Входя въ театръ, онъ видимо такъ зароблъ (несмотря на то, что по стараніямъ Захара онъ былъ весьма прилично одтъ въ барское платье), онъ такъ зароблъ, что Делесовъ долженъ былъ почти за руку ввести его. Это состояніе болзненнаго испуга продолжалось до того времени, пока не заиграли увертюру. Тутъ онъ весь переродился, лицо его сдлалось все вниманіе и радость. Онъ подпрыгивалъ на своемъ стул, улыбался, слезы текли по его щекамъ, и никого для него не существовало. Въ антрактъ снова на него находила робость, онъ испуганно оглядывался, опускалъ глаза и не выходилъ никуда съ тмъ, чтобы не встртить кого-нибудь знакомыхъ. Во второмъ и слдующемъ акт было тоже, Албертъ блдный сидлъ подл Делесова и плакалъ и таялъ отъ счастія. И страданія и радость такъ и отпечатывались на его лиц. Къ концу послдняго акта онъ такъ ослаблъ, что насилу могъ сидть на стул и только болзненно улыбался. Делесовъ нсколько разъ долженъ былъ подталкивать за руку, чтобы вывести изъ партера, когда все кончилось. —

Садясь въ карету, Делесовъ пропустилъ впередъ Алберта, но Албертъ, какъ бы изъ учтивости, отказывался. Делесовъ вспрыгнулъ въ карету и далъ мсто; вдругъ Албертъ изчезъ куда-то. Онъ выглянулъ въ дверцу: черная худая фигура Алберта рысью бжала по подъзду и скрылась за угломъ театра. — Албертъ, Албертъ! — закричалъ онъ, но Албертъ не оглядываясь бжалъ ужъ по темному переулку.

— Нтъ, онъ ршительно сумашедшій! — подумалъ Делесовъ.

Несмотря на вс розыски, Албертъ нигд не нашелся. Захаръ пожаллъ очень о Нмц и о своемъ пальто, и Делесовъ, возвратившись къ своей прежней жизни, нсколько дней чувствовалъ какую-то пустоту и недовольство; но скоро впечатлніе Алберта совершенно изчезло, и осталось холодное воспоминаніе.

9.

Прошло боле мсяца; наступали красные весенніе дни, на улицахъ снгъ счищали, въ полдень было ясно, не холодно и весело. —

Делесовъ выхлопоталъ себ пашпортъ за границу и съ первымъ пароходомъ сбирался хать. Въ одинъ изъ такихъ красныхъ, но еще холодныхъ весеннихъ дней онъ въ 12-томъ часу утра вышелъ на улицу. Дла его устроились хорошо, денегъ было достаточно, желудокъ въ исправности, апетитъ хорошій, солнце свтило ярко, платье, сапоги и чистая рубашка ловко, легко, пріятно сидли на тл, вс хорошія воспоминанія и счастливые планы сами собой лзли въ голову. — Онъ испытывалъ холодное самодовольство человка, удобно и изящно устроившаго свою жизнь. — Онъ сбирался сдлать нсколько прощальныхъ визитовъ, выбралъ получше извощика и похалъ. И въ саняхъ было славно, высоко и покойно сидть, народъ все попадался такой красивой и веселой, знакомые кланялись особенно привтливо и радостно.

— Право, отлично можно жить, — подумалъ онъ, — только бы не длать глупостей.

Вызжая изъ Гороховой, на правомъ тротуар онъ замтилъ совсмъ не веселую и не красивую фигуру, которая показалась ему знакома. Худая фигура съ согнутой спиной въ одномъ каричневомъ пальто и измятой шляп шла впереди его.

— Неужели это Албертъ? Онъ, онъ! дйствительно это онъ.

Албертъ, засунувъ руки въ штаны подъ пальто, надвинувъ вылзлую съ широкими полями шляпу на нечесанные засоренные волосы, на согнутыхъ ногахъ, торопливо и робко оглядываясь, шибко пробирался около самой стнки.

Делесовъ соскочилъ съ саней и побжалъ вслдъ за нимъ. Тутъ только онъ замтилъ, что два мальчишки, что-то говоря ему, бжали за Албертомъ, и что на противуположной сторон улицы извощики смялись, глядя на убгающаго и оглядывающагося Нмца. Еще не усплъ Делесовъ догнать его, какъ вдругъ Албертъ ускорилъ шаги и, отчаянно оглянувшись, повернулъ и скрылся въ отворенные ворота. <Делесову невольно вспомнилась травленая собака.>

— Вотъ такъ нарядный Нмецъ, — проговорилъ одинъ извощикъ, возвращаясь къ своимъ санямъ. —

— Принцъ! Принцъ! купи пряниковъ! — кричали мальчишки, остановившись у воротъ. Делесовъ тоже остановился и, вроятно, не увидалъ бы больше Алберта, ежели бы на середін двора не остановила его кухарка. Албертъ благодарно пожималъ за локоть улыбавшуюся кухарку и что-то живо бормоталъ ей.

— Здорово, Албертъ! — сказалъ дворникъ, несшій дрова на лстницу и остановившійся на минуту: — что давно ночевать не приходилъ?

Албертъ улыбнулся и дружелюбно закивалъ головой и дворнику.

Делесовъ незамченный подошелъ къ нему сзади.

— Здраствуйте, Господинъ Албертъ, — сказалъ онъ по-нмецки.

Албертъ оглянулся съ радостной и покорной улыбкой на лиц, но увидавъ красивое новое платье и наружность, казавшуюся ему незнакомой, онъ испугался и, что-то несвязно пробормотавъ, хотлъ уйти. Лицо Алберта было еще боле болзненно и изнуренно, чмъ мсяцъ тому назадъ, онъ видимо давно ничего не лъ и не пилъ, платье оборванно, движенья слабы. Онъ вынулъ изъ кармановъ руки, они были сизо-красны — и обими приподнялъ шляпу, съ недоумніемъ и робостью вглядываясь въ лицо Делесова.