Шрифт:
– Лизанька! посмотри, у тебя коки все не пригладились, – сказала она, и Лизанька подошла и посмотрла на себя.
Коковъ не было видно. Это только подшучивала Варинька. Николинька тоже подошелъ и посмотрлъ на свой золотой поясъ:
– Ну точно сабля у дядиньк, прелесть! —
Но вдругъ няня, стоявшая за дверью съ муфтами, вошла въ комнату и отвела Лизаньку.
– Опять измялись! – сказала она, обдергивая ей юбку. – Нельзя васъ брать!
Но Лизанька знала, что это только шутки.
– Allez prendre vos precautions avant de partir,3 – сказала гувернантка въ красныхъ лентахъ и шумящемъ шолковомъ плать, входя въ комнату.
– Прекотьоны, прекотьоны! – закричали дти, и сначала побжала Лизанька.
– Мн не нужно, – гордо сказалъ Николинька.
– И мн тоже, – сказала Варинька.
– Какія кхинолины! – сказала Варинька.4 – Какая красавица Бисутушка! – говорили дти, прыгая вокругъ М-llе Bissaut, которая тоже посмотрлась въ зеркало, чтобы узнать, точно не сдлалась ли она красавица.
Мамаша долго одвалась, такъ что дти сыграли еще одну игру въ доктора и измяли вс платья и взъерошились. Ихъ побранили, сказали, что нельзя ихъ одвать хорошо, что ихъ надо оставить; но они знали, что ихъ непремнно возьмутъ, и старались сдлать кислыя рожи, но въ душ имъ было весело. Наконецъ, посадили всхъ въ карету. Михайла такъ и подкидывалъ ихъ о пороги, какъ мячики; а старушка няня, безъ платка и въ одномъ плать стоявшая на крыльц на мороз, все говорила, что у Лизаньки шляпка сбилась, а что Варинька хоть ручки бы спрятала. Николинька – тотъ кавалеръ молодецъ, ему ничего не нужно.
Когда пріхали въ театръ и пошли по коридору, и незнакомые люди стали ходить взадъ и впередъ прямо на нихъ, и какъ стала мамаша спрашивать, куда идти, и Михайло не зналъ, то дти, по правд сказать, испугались сильно, хотя и не признавались въ этомъ. Лизанька даже думала, что все кончено, что заблудились, что собьютъ съ ногъ, уведутъ куда-нибудь, и что вотъ-те и театръ будетъ. Она даже задыхалась отъ страху и, еще бы немножко, заплакала-бы. Я знаю, что она не признается въ этомъ, но было дло. Зато какъ нашли ложу, и человкъ какой-то съ золотыми галунами потребовалъ билетъ у мамаши, несмотря на то, что она мамаша, и отворилъ дверь, удивительно хорошо стало, даже немножко страшно. Музыка играетъ, свтло, золотыя свчи большія и люди, люди, люди! Головы, головы, головы! Наверху, внизу, везд люди. Точно настоящіе.
Мамаша пустила впередъ дтей, а сама сла сзади. Тутъ дти стали осматриваться. Люди напротивъ, кругомъ и внизу точно были настоящіе, они шевелились, были даже дти, и дти такіе же настоящіе, какъ и они сами. Особенно рядомъ съ ними черезъ загородку сидли мальчикъ и двочка, такіе хорошенькіе, точно волшебные. Двочка въ пукляхъ до открытыхъ плечиковъ, а сама не старше Вариньки, а мальчикъ тоже съ длинными курчавыми волосами, въ бархатной поддевк съ золотыми пуговками и такой хорошенькой, лучше еди и Стивы, даже лучше Раевскаго, ну точно волшебный мальчикъ. —
Волшебный мальчикъ и двочка смотрли на дтей, которые пришли, и дти смотрли на нихъ и шептались между собой.
– Смотрите же сюда, дти, вотъ гд сцена, – сказала мамаша, указывая внизъ въ одну сторону. Дти посмотрли туда, и имъ не понравилось. Тамъ сидли музыканты, вс черные, съ скрипками и съ трубами, а повыше были нехорошіе простые доски, какъ въ дом въ деревн полъ, и на полу ходили люди въ рубашкахъ и красныхъ колпакахъ и махали руками. А одна двочка безъ панталонъ въ коротенькой юбочк стояла на самомъ кончик носка, а другую ногу выше головы подняла кверху. Это было нехорошо, и дтямъ стало жалко этой двочки.
– Который театръ, мамаша? – спросилъ Николинька.
– Этотъ самый, – отвчала мамаша, въ трубку глядя на двочку и указывая на нее.
Дти стали смотрть туда; двочка прыгала, вертлась, и другія прыгали и танцовали съ ней, и ничего не было смшнаго. Правда, сзади двочки было сдлано точно море и мсяцъ, это было хорошо.
– Неужели это настоящія двочки? – спросила Лизанька, которой было страшно отчего-то и хотлось плакать.
– Разумется, настоящiя! – отвчала Варинька, – посмотри, какъ она ходитъ; какъ туда зайдетъ за эти перегородки, очень видно, что настоящія.
Лизанька обидлась.
– Которыя съ нами рядомъ сидятъ, я вижу, что настоящія, a т – я не знаю.
Но и Вариньк было веселй смотрть на ложи и на люстру и особенно на сосдку двочку и мальчика, чмъ на самый театръ. Маленькіе сосди тоже смотрли на нихъ, a старшіе все заставляли смотрть на танцовщицъ. Было смшно только, когда вдругъ вс начинали бить въ ладоши, да еще передъ самымъ концомъ было хорошо и смшно, когда на сцену пришло много людей съ алебардами, стали бить другъ друга, сдлался пожаръ, и одинъ провалился, только жалко – тутъ-то и закрылась занавсъ. —