Шрифт:
– Ребята, как вам не стыдно?! Иди, Лена, умойся, – Марья Сергеевна осторожно, чтоб не запачкаться, едва коснулась плеч Семеновой, делая вид, что помогает ей встать.
Ленка, растопырив руки и воя на всю школу, вышла из кабинета. Соня улыбнулась, довольная своей шалостью, удовлетворенно вздохнула и склонилась над тетрадкой.
Конечно же, холодной водой, без помощи каких-то специальных средств чернила полностью не отмылись. И, когда Ленка заглянула в класс, все дружно загоготали над ее голубоватым цветом лица.
– Ленка, ты теперь у нас инопланетянка! – выкрикнул кто-то.
– А ну-ка, цыц! – скомандовала Марья Сергеевна.
Несчастная Семенова опять скривила губы и, заревев во весь голос, принялась нервно скидывать перепачканные предметы в сумку. Потом закинула ее на плечо и под смех одноклассников, которые даже не пытались его сдерживать, вылетела из кабинета.
«Жалко, что она не знает, что это моих рук дело», – подумала Соня, глядя вслед уходящей Семеновой. Потом посмотрела на Шахину и усмехнулась.
– Марья Сергеевна, у меня тоже что-то с ручкой!.. – тут же воскликнула Маринка.
– Что, тоже не пишет? – удивилась учительница.
– Ага, – кукольно выпучив свои красивые глаза, кивнула Марина.
– Да что же это за эпидемия такая?! – возмутилась Марья Сергеевна.
– Маринка, подуй в пастик! – захохотал Зимин.
– Ага, щас! – бросила через плечо Маринка и принялась быстро черкать на бумажке, пытаясь расписать ручку.
Соня не сводила пристального взгляда с этих движений, улыбаясь лишь краешком губ. Вдруг раздался громкий крик. Все повернулись в сторону Шахиной и ахнули: лист бумаги, на котором она только что расписывала ручку, полыхал огнем! Тонкие следы, продавленные росчерками, воспламенились, словно ручка оставляла огненный след. Маринка завизжала, отшвырнула куда-то ручку и, откинувшись на спинку стула, испуганно замахала руками, будто захотела улететь отсюда. Марья Сергеевна схватила графин с водой, стоящий на подоконнике, подбежала к парте Марины и с размаху плеснула воду на огонь. Конечно же, вода попала не только на горящую бумагу, но и на тетрадь, на учебник, да и на саму Шахину. Маринка сразу же резко заткнулась, будто кто-то выключил звук, а вместо ее визга послышалось тихое шипение потухшего огня. В классе послышалось одиночное хихиканье, потом еще и еще, и вот все вокруг опять хохочут, а Шахина непонимающе смотрит на одноклассников, растерянно хлопая глазами. Ее светлые кудри намокли и обвисли, с носа капает вода, губы дрожат, еле сдерживая рыдания. Марья Сергеевна принялась суетливо вытирать ее салфетками, но все это выглядело так неуклюже, что ребята не могли успокоиться и продолжали хохотать. Чижиков упал на пол и дрыгал ногой, некоторые девчонки уже не могли смеяться и только постанывали, утирая слезы. Зимин хохотал, схватившись за живот:
– Марья Сергеевна, у меня тоже ручка не пишет!
– И у меня! И у меня! – поддержали его шутку другие.
– Я так понимаю, контрольная сорвана? – посмотрев на часы, громко спросила Марья Сергеевна и затем строго оглядела класс. – Вы только не думайте, что вам удастся ее избежать. Контрольную вы будете писать на следующем уроке!
Глава 4. Королева тьмы
Вечером Соня и Наташа в очередной раз поссорились. За последние полгода они ругались намного больше, чем за всю предыдущую жизнь. Ссора началась с какого-то пустяка, как это часто бывает. Через несколько дней уже будет невозможно вспомнить причину ссоры, а сейчас эта мизерная причина обросла слоем взаимных оскорблений и стала настоящим поводом для войны. Уже целых полчаса они орали друг на друга, а мама пыталась их успокоить.
– Девочки, так нельзя, – стараясь говорить спокойным голосом, убеждала их мама.
– Она первая! – кричала Наташа.
– Ну, Наташа, ты же старше, могла бы и уступить, – сказала мама.
– С чего это я буду уступать разным малявкам, тем более когда они неправы?
– Это кто малявка? – с возмущением спросила Соня. – Сама ты корова!
– Мама, ты видишь? – дрожащим голосом спросила Наташа.
– Лучше бы тебя вообще никогда не было! – со злостью крикнула Соня.
– Соня!! – возмутилась мама. – Что ты такое говоришь? Не смей говорить такие вещи!
Соня прищурила глаза, посмотрела на маму, потом на сестру и бросилась в свою комнату, громко хлопнув дверью. Хорошо, когда есть своя комната, где можно спрятаться от всех. Подумать только, а ведь совсем недавно они жили в однокомнатной квартире и даже спали с Наташкой в одной кровати! Как только они не поубивали друг друга? Как она – Соня – так долго могла выносить присутствие старшей сестры?
Она ходила туда-сюда, пытаясь успокоиться, но только еще больше раздражалась, сжимала кулаки и стискивала зубы от злости. В последнее время ее часто охватывала ярость, иногда совершенно на пустом месте и, казалось, вовсе без причины. Но Соня во всем находила причину, и тогда уж держись тот, на кого падет ее гнев. И сейчас в ней словно боролись два человека: один хотел во что бы то ни стало причинить зло сестре: обидеть, наказать, уничтожить; а другой – такой крошечный, затерянный где-то в глубине души, – изо всех сил пытался воззвать к разуму, напомнить о том времени, когда они с сестрой были неразлучны.
– Меня никто не понимает! – ворчала она, проходя из одного угла комнаты в другой мимо зеркала. – Как будто все настроены против меня!
Они меня ненавидят! Всё делают мне назло, лишь бы навредить!..
Соня пыталась выговориться, чтоб как-то успокоить свою злость, но от этих слов не успокаивалась, а только еще больше распалялась. Она остановилась, закрыла глаза, стиснула зубы, – а у нее внутри бурлил вулкан, готовый вот-вот взорваться. Соня открыла глаза, одновременно сделала глубокий вдох и непроизвольно взмахнула руками, словно пытаясь прогнать от себя гнев. За окном послышался треск и громкий удар, от которого, казалось, вздрогнула земля и задрожали стекла, а Соне в ту же самую секунду стало невероятно легко. Она подошла к окну, посмотреть, что же там такое произошло, и удивленно вскинула брови, увидев, что большой тополь, самый большой в их дворе, вдруг рухнул, только чудом ничего не задев.