Коломиец внимательно рассматривает хутор в бинокль и недовольно морщится:

— Забрались, проклятые, а теперь их никак не выбьешь.

— Сил маловато, выбивать нечем, — оправдываюсь я.

— Знаю, что мало, да где же больше взять? Надо так сделать, чтобы краснофлотец справлялся за целое отделение, а на это они способны. Я видел, как наши матросы ходят в атаку.

— Смотри, вон ползет кто-то к хутору... — Не успел это сказать генерал, как раздался выстрел. Ползущий неуклюже поднялся и тотчас рухнул на землю.

— Водички захотел! Напоили голубчика. Молодец снайпер! — оживился Коломиец.

Рассмотрев внимательно местность, возвращаемся на КП и на карте продолжаем обдумывать задачу, как очистить хутор от немцев. Решаем с прибытием пополнения попытаться охватить хутор с севера и юга, уничтожить огневые точки на восточной окраине и выйти к соседним высотам.

Но этот план нам не удается осуществить.

На рассвете 12 ноября противник повел наступление по всему северному фронту Севастопольского оборонительного района. Снова загрохотали орудия и минометы. Начали выбивать свою дробь пулеметы и автоматы.

Капитан Гегешидзе звонит мне:

— Товарищ комбриг! Противник обстреливает нас минами и снарядами, по флангам сильно бьет из пулеметов.

— А как соседи, — спрашиваю, — вы их видите?

— Слева у Мальцева тоже сильная стрельба, но движения [98] не видно. Справа ничего не вижу, все заволокло дымом.

— Держитесь, Гегешидзе!

Другого я ничего не могу сказать. Но комбат и сам понимает сложившуюся обстановку. Он знает, что за ним частей нет и если противник прорвет фронт, то потом беспрепятственно выйдет к шоссейной дороге и отрежет весь наш сектор от города.

Начальник артиллерии полковник Кольницкий не отходит от телефонов. Он разговаривает попеременно то с командиром артдивизиона Ивановым, то с командиром минометного дивизиона Волошановичем. И тот и другой ведут ответный огонь по огневым точкам немцев.

— Смотрите за расходом, Волошанович, не допускайте снижения боеприпасов меньше одного боекомплекта, — наказывает Кольницкий, потом переходит к другому телефону и требует от полковника Будякова вовремя подавать боеприпасы из тыла.

В землянке слышатся резкие пронзительные гудки. Все уже знают, какой это телефон. Матрос-связист поднимает указательный палец и шикает:

— Тшш! — Потом только почтительно берет трубку, дует в нее, откашливается и говорит: — «Саратов» вас слушает...

В землянке тишина.

— Товарищ комбриг, вас вызывают.

— Что у вас? — слышится встревоженный голос генерала Коломийца.

— Идет усиленный обстрел высоты 137,5 и пулеметная стрельба на флангах, ожидается атака.

— Противник перешел в наступление по всему фронту, — звенит в трубке голос генерала. — Не отступать ни на шаг! Сейчас вызываем поддержку артиллерии кораблей.

— Вот что, товарищи, — обращаюсь я к присутствующим. — Здесь всем нечего делать. Остаться на КП полковнику Кольницкому и старшему лейтенанту Сажневу, а остальным всем на передовую. Я пойду в четвертый батальон, полковник Ищенко — в первый, майор Полонский — в третий.

Уже совсем светло. Легкий ветерок доносит с севера запах пороховой гари. Грохот боя перекатывается волнами. Начинается где-то в долине реки Черной, приближается к нашему фронту, потом удаляется в сторону [99] Камышловского моста, достигает Мамашая и снова возвращается к нам. Взрывы то глухие и раскатистые, от которых сотрясается земля, то резкие — с визгом и свистом.

Высоко в небе — стаи самолетов. Они кружатся над Севастополем и бухтами, пикируют и уходят на север, сопровождаемые разрывами зенитных снарядов.

Связной от четвертого батальона, уже немолодой краснофлотец, забегает вперед меня, всматривается, потом дает знак рукой: можно продвигаться. Часто близко от нас падают мины. Заслышав их свист, прижимаемся к земле, а после разрыва снова спешим вперед.

Навстречу нам показались два бойца. Один, здоровый, поддерживает другого, обняв его. Тот бледный как полотно потихоньку стонет, из его правого бедра сочится кровь.

— Какого батальона? — спрашиваю бойцов.

— Четвертого, — отвечает здоровый. — Бьет, сволочь, по нашему батальону что есть силы... Вы поаккуратней, тут вот будет открытое место, он простреливает его.

— Побейте их, гадов, и за меня, — просит раненый.

— Ладно, идите скорее, — торопит их связной. Немного спустя он говорит:

— Здесь надо переползать, товарищ полковник. Метров тридцать ползем по открытой местности, кругом свистят пули, взрыхливают около нас землю.

Командный пункт капитана Гегешидзе размещен в лесу. Значительная часть деревьев срезана минами и снарядами, торчат обезображенные стволы, валяются сломанные ветки. Свежие воронки подернуты сероватым пеплом. Связной прикладывает почерневшую ладонь к свежей земле, говорит: