Несколько наших экипажей, у которых еще сохранились МБР-2, срочно перебазировали в Геленджик. Среди них были и мы с Григоровым. Вновь будто повеяло севастопольским духом: мы делали по 3-4 боевых вылета за ночь на бомбоудар в районе Абрау-Дюрсо и Южной Озерейки.

Неожиданно пришла срочная телефонограмма от флагштурмана ВВС ЧФ Бушмакина: мне, Ивану Мухину и Петру Родионову - трем штурманам - немедленно явиться на КП ВВС. Утром мы уже были на КП, а оттуда нас перебросили на аэродром, где стоял 5-й гвардейский минно-торпедный. И никаких разъяснений: приказ есть приказ. Только вечером 2 февраля нас вызвал начальник штаба ВВС генерал Савицкий и объяснил задачу: вечером 3 февраля в районе Новороссийска предстоит выброска воздушного десанта. Цель - помочь морскому десанту высадиться западнее Новороссийска. Три транспортных самолета ПС-84 с десантниками уже ждали нас, штурманов-ночников, хорошо знающих район высадки.

Нам вручили карты крупного масштаба, где были обозначены не только населенные пункты, но каждая сопка, каждая тропка. Главное условие: выбросить десантников в точно обозначенное место и в точно назначенное время с интервалом в одну минуту между группами. Первым выбрасывает Мухин, вторым - я, третьим - Родионов.

За ориентировку мы не беспокоились - район этот знали хорошо, да и синоптики обещали приличную погоду. Впрочем, даже в ненастье место высадки найти было нетрудно благодаря отличному ориентиру - горе и озеру Абрау-Дюрсо, от них до места выброски рукой подать. Надо только точно рассчитать время полета.

Днем познакомились с десантниками. Чудесные ребята! Молодые, здоровые, сильные - все как на подбор! И ни тени смущения перед смертельно опасной операцией. Шутят, веселые истории рассказывают.

Вечером собрались на аэродроме. Десантники - при полном вооружении, с парашютами. На этот раз притихшие, сосредоточенные, словно совсем другие парни. Прозвучала команда: «По самолетам!» Руководит посадкой знакомый нам капитан Михаил Орлов. О храбрости его [138] воспитанников среди черноморцев ходили легенды, ведь именно они осуществили дерзкий налет на аэродром Майкоп.

Один за другим взлетели самолеты. Ночь - темная, облачная.

Идем вдоль побережья. К Новороссийску подошли на две минуты раньше расчетного времени. На траверзе Абрау-Дюрсо пришлось сделать небольшую «коробочку» - погасить избыток времени.

Когда приблизились к точке сбрасывания, впереди увидели вспышки зенитных снарядов - немцы встречали самолет Мухина. Значит, мы пришли вовремя.

Все внимание на землю.

–  Приготовиться!
– даю команду.

Распахивается дверца самолета. Холодный воздух врывается в фюзеляж, вихрит пыль. Слышны даже хлопки зенитных разрывов. Но сейчас не до них.

Вот знакомый ориентир.

–  Пошел!

Проваливаются в бездну парашютисты. Что там, на земле, мы не видим. Надеемся на лучшее.

Счастливого вам возвращения, ребята!

В тот же вечер 3 февраля 1943 года началась героическая эпопея Малой земли, которая сыграла важную роль в освобождении Новороссийска и всего Таманского полуострова.

Успешный ход событий на юге положительно отразился и на судьбе нашей эскадрильи: наконец-то и нам дали самолеты - настоящие, боевые ДБ-3ф! Я снова оказался в одном экипаже с Миней Уткиным. И уже надолго - почти до конца войны.

Ждали решения своей судьбы: в какую часть вольют? Поговаривали, что в 5-й гвардейский минно-торпедный полк, которым командовал Герой Советского Союза Токарев. Полк знаменитый, на его счету много славных боевых дел. Но попасть в гвардейскую часть нам не суждено было: на Черноморском флоте создавался новый авиаполк - разведывательный, и наша эскадрилья в полном составе вливалась в него. [139]

Сквозь грозу

Настал вечер 29 июня - десятый день наших полетов в Севастополь. Мы, как обычно, готовились к вылету, но поступило предупреждение синоптиков: с юга Черного моря движется мощный грозовой фронт, он может преградить путь на Севастополь. С вылетом надо поторопиться.

Наш экипаж вылетел последним. Когда дошли до траверза Ялты, в море уже стояла темная стена облаков, то и дело прорезаемая зигзагами молнии. Подумалось: «И правда, может отрезать дорогу домой».

На Херсонесе заходили на круг осторожно. В предыдущем полете перед последним разворотом прямо в лицо Скрыльникову ударил мощный луч вражеского прожектора с Константиновского равелина. Ослепленный пилот успел задернуть темную шторку, пространственную ориентировку не потерял, но последний разворот все же проскочил, развернулся уже над передовой линией. Немецкие пулеметчики основательно поупражнялись в стрельбе по движущейся цели. К счастью для нас, неудачно.

Повторять эту ситуацию теперь, понятно, не хотелось, и Скрыльников на сей раз зашел на посадку подальше, чтобы луч, если даже поймает его, светил не в глаза, а сбоку.

Однако опасения наши не подтвердились: прожектор не включился. Оказывается, только что, перед нашим прилетом, его «погасил» известный черноморский летчик, уже тогда Герой Советского Союза Михаил Авдеев. Он возвращался с задания, в сумерки заходил на посадку, и тут его осветил луч с Константиновского. Авдеев прервал посадку, снова ушел в воздух. Набрал высоту и с пикирования дал несколько очередей по прожектору. Луч погас. Но когда летчик снова зашел на посадку, луч опять потянулся [124] к аэродрому бледно-дымчатыми лапами. Так повторялось несколько раз: после атаки луч замирал, а уходил истребитель - оживал снова. Близилось время прибытия «дугласов», прожектор мог наделать беды. И тогда Авдеев решился на крайность: зашел с севера, с территории, занятой врагом, снизился до бреющего и пошел на прожектор из того сектора, откуда тот не ожидал нападения. Лететь на бреющем ночью, да еще на скоростном истребителе, смертельно опасно. Одно неосторожное движение ручкой управления - и самолет врежется в землю. Но другой возможности расправиться с прожектором Авдеев не видел. Он нацелился в основание луча, как в мишень, и, когда прожектор оказался почти рядом, нажал гашетку пушки и тут же дернул ручку управления на себя. Самолет взмыл вверх, летчику даже показалось, что он увидел разлетевшиеся стекла…