Но разобраться в Капустине не успели, хотя комиссара его поведение беспокоило.

Кучер однажды спросил:

–  Что с тобой?

–  Не знаю.

–  Пойдешь в бой?

–  Я голодный, товарищ комиссар.

–  А мы сыты?

–  Пусть походят с мое другие!

–  Довольно! Следующий выход твой. Ясно?!

Поход к мосту и был этим выходом.

…Я ждал рапорта командира отряда о выполнении диверсионного задания. Но Кривошта молчал. В чем дело? Решили пойти в отряд.

Яйла распухла, снег как бы вздыбливался. Шагать было до ужаса трудно. А шли так: впереди проводник, за ним след в след мы. Пройдешь сто шагов - прольешь сто потов.

А у меня еще нестерпимо болят ступни, хоть криком кричи. А как им не болеть? Обычно я ношу обувь сорок первого размера, а тут пришлось нарядиться в трофейные ботинки с низким подъемом, да еще на номер меньше. Они железными клещами обхватили мои ступни и непрерывно казнят их. С ума можно сойти!

Почти в беспамятстве добрался до ялтинцев, миллион раз проклиная яйлу, мою мучительницу, ботинки и Кривошту, который так долго выполняет важный приказ…

Каждый поймет мое состояние.

В отряде Кривошту не застал - он пошел на Ангарский перевал бить фрицев, так доложил комиссар Кучер.

–  А кто ему позволил?

–  Товарищ командир района, он же не на прогулке!
– ответил Кучер.

–  Ваш командир будет наказан. Почему нет рапорта о результатах диверсии?

–  Ждем, товарищ командир! Четвертые сутки ждем.

–  Немедленно снарядить встречную группу.

Комиссар с тремя партизанами ушел на розыск вязниковской группы.

Я осматриваю лагерь, санитарную землянку, шалаши. Все выглядит, прямо скажем, убого, но все-таки порядок чувствуется. В шалашах сыро, но тряпье свернуто и аккуратно сложено. Партизанский котел чист. Одежда на партизанах не висит лохмотьями, хотя потрепана изрядно.

А с Вязниковым случилась беда.

Они без происшествий подошли к мосту, пригляделись. Подождали, пока сменится охрана. Было холодно. Немец в какой-то странной кацавейке топтался на мосту и что-то напевал. Его убили ударом приклада по голове.

Потом сняли того, что стоял у сторожевой будки.

–  Семен, давай!

Зоренко долго возился под мостом, но Вязников не торопил его, хотя Шаевич нетерпеливо дергал за рукав.

Перед самым рассветом вспыхнул бикфордов шнур. Семен отбежал к товарищам, а потом все вместе они пересекли по диагонали крутой откос и спустились на шоссе.

Будто горы раскололись: мост медленно стал подниматься в небо, а потом рассыпаться на части. Заряда хватило бы- на десять таких мостов, но боялись просчитаться и переизлишествовали.

Вязникова оглушило ударом, он на секунду потерял сознание, но быстро пришел в себя.

Бежали через поля лаванды, потом мимо озера и на крутой склон Авинды.

Немцы напали на след. Разрывные пули хлопали над головами партизан. Семен, отстав от своих, залег за камнями и прицельными очередями из автомата уложил на тропе троих преследователей. Остальные ушли в долину.

Измученные и усталые, вышли на Никитскую яйлу. Семен был героем дня, над ним подтрунивали. Шаевич, любящий побалагурить, сказал:

–  Это же не по правилам! Сидел сиднем, посапывал в обе сопелки, а потом нате вам: герой. Не признаю!

Капустин всю дорогу молчал, как будто на него ничего не действовало: он сам по себе, а все остальные сами по себе.

Зашли в заброшенную Стильскую кошару, решили отдохнуть, а утром податься в отряд. С хорошими вестями…

Разожгли маленький костер, начали сушить обувь, греть чай и готовить незатейливый ужин - варить конину.

Согревшись и обсушившись, улеглись спать. Вязников распределил дежурства.

Похрапывали усталые партизанские диверсанты. Шаевич что-то говорил во сне.

К рассвету Зоренко разбудил Капустина. Тот быстро проснулся, будто и не спал.

–  Давай дрыхни, - сказал он и засобирался на пост.

Зоренко свернулся калачиком, стараясь как можно скорее уснуть. Но странно: что-то тревожило его. Он ворочался с боку на бок, потом замер. В полудреме заметил, что у Капустина в руках кроме автомата и граната.

–  Зачем тебе эта штучка?
– спросил он шепотом, боясь разбудить спящих.

–  Поржавела артиллерия, хочу почистить, - равнодушно сказал Капустин.
– Впрочем, хрен с ней, пойду погляжу вокруг.
– Он вышел.

Буквально через несколько секунд в просвете, где когда-то была дверь, мелькнула фигура Капустина. Размахнувшись, он бросил одну за другой две гранаты в партизан… Раздались взрывы.

Оглушенный, но невредимый Зоренко схватил автомат, выскочил из кошары, огляделся - никого. Глубокий след по снегу шел за скалу.