По соседству дотошный морячок пристает к пожилому степенному красноармейцу, прижимающему к себе новенький автомат-пистолет, явно трофейный.

–  Папаша, махнем! Даю ТТ, пять лимонок, зажигалку и флягу!

–  Не приставай!

–  Жалко, да? Ведь стянул небось…

«Папаша» обкладывает моряка таким сочным матом, что тот от восхищения бросает вверх бескозырку.

Вокруг смеются.

Толстощекий артиллерист который раз обращается ко мне:

–  Скажи толком: дадут мне шинель аль пропадать?

Я пожимаю плечами.

–  Пойми, старшина не успел дать мне шинель. Значит, я не получал.

–  Тут лес, цейхгаузов нет!

–  Чевой, чевой?

–  Вещевых складов нет, говорю!

–  Но порядок должон быть?

Я увидел Амелинова, бросился к нему:

–  Как же быть?

–  Ждать.

И все же в этой сумятице была и своя гармония.

Вот вошел в переполненную комнатушку высокий сероглазый человек в годах, степенный, какой-то самостоятельный. На лице глубокие морщины, а кажется моложавым. У него крепкие зубы, точные движения. Снял плащ, посмотрел поверх голов:

–  Товарищ Амелинов!

Захар обрадовался:

–  Дядя Дима! С новостями?

–  Морячка привел. Эй, дружок!
– Он повернулся лицом к входным дверям.

Оттуда вкатился плотноплечий круглолобый парень в бушлате, перекрещенном пулеметными лентами.

–  Мое вам, братцы!
– по-смешному запищал бабьим голосом.

Грянул смех, но Амелинов шикнул:

–  Ну!
– Голос у него отлично поставленный, он сразу подавил смех.
– Прошу ко мне!
– Отыскал глазами меня: - И ты давай сюда!

Крохотная комнатушка, кровать, на ней гора подушек в красных наволочках. Амелинов присел на столик, приткнувшийся к окошечку, а мы прижались к стене.

–  Ну, Дмитрий Дмитриевич, чем я обрадую нашего командующего?

Дядя Дима - Дмитрий Дмитриевич Кособродов - из-за пазухи достал пакетик.

–  Лично от Павла Васильевича Макарова!

–  Чем же нас удивит знаменитый адъютант генерала Май-Маевского?

Май- Маевского! Перед войной я прочитал книгу Макарова и буквально бредил тем, что узнал из нее. Большевик Макаров в роли белого капитана сумел стать правой рукой генерала Май-Маевского. Романтическая личность автора запомнилась на всю жизнь. Неужели сейчас он в лесу, в одном строю с нами? Меня взяло нетерпение, и я спросил у Амелинова:

–  Макаров - тот самый?

Он кивнул головой, продолжая знакомиться с содержимым рапорта.

–  Старая гвардия! Молодец, Паша!
– он посмотрел на моряка.
– Так ты из группы Вихмана?

–  Одесса! Осиповцы, в атаку, лупи мамалыжников!
– Моряк рисовался, а потом, убедившись, что произвел впечатление, начал довольно толково рассказывать о путях-дорогах, приведших небольшую группу морских пехотинцев во главе с лейтенантом Вихманом в партизанский лес. Они лихо защищали Одессу, сдерживали фашистов под Перекопом, у совхоза «Курцы» - вблизи Симферополя - смяли немецкий авангард. И самим досталось по первое число, пришлось рассыпаться на мелкие подразделения и самостоятельно решать судьбу свою. Леонид Вихман разыскал Симферопольский отряд, которым и командовал легендарный Макаров. Павел Васильевич не жаловал «окруженцев», но Вихман оказался сверх меры настырным.

–  Одессу держал?
– Макаров любил краткость.

–  Осиповский, - не менее кратко ответил Вихман.

Морской полк Осипова! О нем ходили легенды. «Черная туча» - называли его враги.

–  Докажешь?

–  Прикажи!

–  Дуй на Курлюк-Су! Утром жду с пропиской. Пустой придешь - топай на все четыре! Ты меня понял?

Десять матросов в засаде. Дождь. Бушлаты промокли - хоть выжимай, в желудках - турецкий марш. Но матросы под командованием двадцатилетнего еврейского паренька с лицом музыканта зарабатывают партизанскую визу.

Ждут долго. Наконец увидели то, что нужно. Ревут дизеля немецких тяжелых «бенцев», грязь из-под колес до макушек сосен.

–  Шугнем!
– Вихман легко перебежал от дерева к дереву и под колеса первой машины бросил противотанковую гранату.

Жуть что было! Нет машин - взорваны, нет солдат - убиты. Есть трофеи - автоматы, пистолеты, документы, ром, шоколад, а главное - надежная прописка в макаровский отряд!

«Севастопольская работа!» - высшая оценка Макарова. Севастополь - его молодость, школа подполья, классовой борьбы; в Севастополе - могила родного брата, замученного беляками.

Амелинов вручает пакет Кособродову:

–  Сам понесешь хозяину! Он кличет тебя!

Кособродов уходит в штаб командующего. Я сквозь тонкое оконное стекло вижу, как легко он шагает.

–  Сколько же ему?
– спрашиваю у Амелинова.

–  Полвека будет.

Полвека! Для меня тогда этот возраст казался недосягаемым. Но вот прошло еще четверть века, а Дмитрий Дмитриевич Кособродов жив и по-прежнему молод. Да, да, молод. Он не так давно женился, и молодая жена родила ему трех дочерей - точь-в-точь портрет отца. А семьдесят пять лет для него не возраст. Он каждое лето водит практикантов-геологов в самые отдаленные уголки гор, и за ним трудно угнаться.