Шрифт:
А недавно мой сын забрал у меня змеевик. Дома у него что-то не заладилось. Но он не жаловался на судьбу. Он сказал:
– Хочу продолжить дело, начатое предками.
Так он шутил.
В какой-то день мой приятель Игорек заявился с другим моим приятелем Витькой Ильиным в поисках того самого зелья, которого у меня не могло не быть, а там, где они были до меня, им не хватило. Что называется, «перенедопили».
«А надобно так, чтобы упиться до срачки». Так они заявили. А Игорь при этом еще процитировал из моей одной повести стишки: «Хотят ли русские вина, спросите Витьку Ильина…» В повести у меня тоже взрывник Ильин, только не Витька. Но наш Ильин тоже крепок на это дело, к тому же голубоглаз, волжанин и рыбак… А недавно сидел он с удочкой и увидел в воде змею размером метров эдак пять, да еще кровавого цвета! Напугался Витек, домой погреб и на воду глядеть боится… Но божится при этом, что был он абсолютно трезв. А никто не верит. Разве в трезвом виде змею красного цвета увидишь?
– Будет вам змей, – пообещал я. – Зеленый, зато как просите… До усрачки… Если в шесть утра отвезете меня на Игоревом «запорожце» в можайский мотель… Там меня ждут болгары-дальнобойщики, которые привезли ящик редчайших книг, и в семь часов они отгребут обратно… В свою, значит, Болгарию. Не приеду – книжечки мои тютю… полетят в мусорный ящик…
– Лады. А где зелье? – спросили дружки с вызовом.
– Зелье будет.
– Сколько?
– Сколько надо.
– Надо до усрачки.
– Будет…
– До бо-оль-шой… усрачки!
– До любой, – опрометчиво пообещал я.
– Ну смотри, – пригрозили гости и пошли плечом к плечу на стол, как пошли бы на стенку.
Многажды принимался я считать и сбивался, потому что выходил сплошной абсурд… И получалось, что в ту ночь выпили они около ведра. Ну, правда, и я помогал. К концу же они озверели, глаза налились кровью у обоих, но у Витьки больше, он и сам покраснел, как его змей. Но при этом они рыкали на меня: где, мол, зелье, обещал, гони!
– А в мотель? – спрашивал я.
– Будет тебе мотель… Ты зелье гони!
Огляделся я и снял с полки драгоценный подарок из Болгарии: коллекция наиредчайших вин в стограммовых бутылочках с винтами… Мои дружки набросились на них так, будто до сих пор они ничего не пили: они высасывали коллекционные вина прямо из горлышка, откусывая для скорости железную пробку зубами и выплевывая на пол… При этом они кровожадно рычали. Скоро на столе возвышалась гора из пустых бутылок, за которой я уже не мог разглядеть моих пивунов. Впрочем, они как-то враз поднялись, потому что Игорь сказал: «Время четыре, значит, хватит». А Витька с побуревшей физиономией и безумными глазами стал искать среди пустых бутылочек что-то оставшееся, повторяя при этом: «Не хватит».
Они ушли в обнимку, придерживая друг друга. А в шесть Игорь вернулся за мной, как обещал, и сказал: «Едем».
Мы сели в машину, на заднем сиденье спал Витька Ильин. И была зима, гололед, и лип к стеклам мокрый снег…
Игорь вел машину, завывающую на всю вселенскую, как герой Талалихин на таран свой боевой самолет. Он вцепился в баранку и боялся только заснуть на ходу. Он постоянно клевал носом. Время от времени я его расталкивал, пытаясь при этом хоть что-то рассмотреть впереди за грязным стеклом в первом утреннем свете.
И ничего ну, ни-че-го-шень-ки не было там видно, лишь белая муть. Которая и могла называться зимним утром.
– Вот что, – придумал тогда я. – Мы будем петь… – И я заорал как можно громче:
Броня крепка, и танки наши быстры,И наши люди мужества полны…– В строю стоят со-вет-ски-е тан-ки-сты… – подхватил срывающимся голосом Игорек, а я уже уверенней довел куплет до конца:
Своей любимой родины сыны…– Россия, ты слышишь, твои сыны к тебе… Полны… (Только чем?) Быстры… И – мужества опять же… Это… как его… – зель-я да-вай! – рявкнул откуда-то из-за спины проснувшийся от громкого нашего пения Ильин. И рыгнул нам в затылок крепким перегаром.
Братцы… Дружки мои… Это куда же мы с вами едем-то? А?
Куда? Куда? Куда?
А жизнь наша и впрямь копейка
Конец у этой истории прост. Я вдруг вспомнил, что у моей куртки худые карманы и что-то могло, как не раз бывало, завалиться за подкладку.
Пошарил и – чудо – обнаружил там нашу простую, немного потертую русскую копейку. Это было то, что требовалось.
Но нужно было прикончить всю бутылочку (вот где скрывалась истина, скрытая дарителем и обозначенная еще римлянами: In vino veritas), чтобы прояснилось в душе и мозгах и я смог додуматься до подкладки.
Я опустил копейку в щель лифта, и сотворилось второе чудо: русская никчемная копейка, не стоящая ни черта, возвратила меня в мир людей. На первый этаж.