Шрифт:
– Вы готовили пироги из домашних голубей или диких?
– Я вряд ли смогу их различить, сэр.
Похоже, что и публика этого не знала.
Цыкнув зубом, коронер повернулся к свидетелям и сообщил, что присяга для них по-прежнему остается в силе.
– Вы все видели торчавшие из пирога лапки. По вашему мнению, они принадлежали домашним голубям или диким?
Один из дворецких поднялся с места:
– Я бы сказал, что голуби дикие, сэр. Уж больно они были уродливыми. Как, впрочем, и пироги.
Пуки сердито посмотрела на него.
– Я не слишком присматривался к лапкам, – подал голос доктор Хендерсон, – но они показались мне весьма элегантными, прелестного розового цвета.
Крепко сжимая шинель обеими руками, к дискуссии присоединился Сайлас Спэрроуграсс:
– Моя матушка держала голубей, но я никогда не видел, чтобы у них были элегантные лапки. Они всегда искривленные и с острыми когтями.
Корнелиус Б. Пилгрим начал было подниматься, но коронер сделал ему знак рукой оставаться на месте:
– Спасибо, мистер Пилгрим, мы больше не станем вас слушать. Одного раза вполне достаточно.
Сидящие в зале не устояли перед соблазном затеять дискуссию. Ее кульминация настала, когда руку подняла леди Беатрис, чтобы сообщить присутствующим:
– Лапки, торчавшие из пирога, выглядели точь-в-точь как у белок в момент прыжка. Я видела их на прошлой неделе в зоологическом саду в Риджентс-парке.
Когда смех наконец стих и можно было расслышать Твелвтриза, он повернулся к Пуки:
– Вы готовили пироги одна?
– Да, сэр.
– Был ли какой-то период времени, когда пирог генерала был оставлен без присмотра?
Пуки взглянула на Минк:
– Да, сэр. Я ненадолго поднималась в одну из спален.
– Так-так. А что было с генеральским пирогом после пикника?
– Я выбросила его остатки сразу же, как мы вернулись домой.
Коронер стукнул кулаком по столу:
– Почему, черт возьми, вы это сделали? Его можно было бы отдать на экспертизу.
Служанка удивленно заморгала:
– Откуда мне было знать, что генерал отравится до смерти, а потом его выкопают из могилы? Обычно тела остаются там, где они погребены. Лишь души умерших возносятся на небо.
– Но почему пирог сразу же был выброшен? – продолжал давить на нее коронер. – Это весьма подозрительно, вам не кажется?
Несколько человек из публики закивали.
Служанка бросила быстрый взгляд на принцессу:
– Есть кушанье с тремя ножками – дурное предзнаменование.
Графиня расхохоталась и тут же прикрыла рукой рот. Но чаша терпения коронера уже переполнилась. Он щелкнул пальцами, подзывая своего помощника, и сделал жест в направлении графини. Судебный пристав, подойдя к аристократке, велел ей встать и вывел из зала, что еще больше развеселило ее на пути к бару.
Чарльз Твелвтриз взглянул на Пуки и, еще не вполне понимая, добился ли он чего-нибудь от служанки, отпустил ее. Потом оглядел оставшихся свидетелей:
– Может ли кто-нибудь из вас сообщить нечто важное? Очень надеюсь, что нет.
Взглянув на свои карманные часы, они дружно покачали головами.
– Чудесно, – пробормотал коронер.
Прервав на этом слушания, Чарльз Твелвтриз натянул башмаки, а судебный пристав сопроводил присяжных заседателей в соседнюю комнату для размышлений.
Коронеру подали угрей, и тут ему сообщили, что жюри приняло решение.
– Уже?! – воскликнул он в отчаянии и вернулся в зал суда прямо с повязанной на шею салфеткой.
Гурьбой ввалились члены жюри и расселись по своим местам. Старшина присяжных встал и нервно обвел взглядом помещение, ощущая, что глаза зрителей устремлены на него.
Прочистив глотку, он объявил:
– Генерал Бэгшот умер в результате отравления мышьяком. Свидетельств, каким образом в пище оказался яд, получить не удалось.
Ропот разочарования пронесся по залу. Повысив голос, коронер быстро завершил слушание дела и, пожелав всем хорошо отпраздновать Пасху, вышел за дверь.
Стоило ему покинуть зал, как публика и свидетели набросились на членов жюри.
– Эх вы, простофили, всем понятно, что яд был в пироге с голубятиной! – выкрикнул кто-то.
– Это был американец, олухи, – заявил другой зритель. – Достаточно вспомнить его дурацкое пальто.
Корнелиус Б. Пилгрим засунул газету под мышку и удалился.