Шрифт:
— Кто?
— Торглер… Эрнст Торглер…
— Так, — раздумчиво проговорил Димитров, — очевидно, хотят сфабриковать процесс…
— Против Германской коммунистической партии…
— Против коммунизма вообще…
Димитров подозвал глазами официанта.
— Гельмер, кружку для друга!
Официант поклонился и поспешил к стойке.
— Тебе знаком этот официант? — спросил Попов.
— Да.
— Наш товарищ?
— Черт его знает! Теперь и национал-социалисты называют друг друга товарищами, и они говорят о социализме, и они носят красные знамена… только с переломленным крестом. И они называют свою партию рабочей партией — с той только маленькой разницей, что их рабочей партией командуют такие крупные капиталисты, как Тиссен, Крупп и другие. Да, да, и это тоже социалисты… Черт бы их взял, и тех и других, и их вождя-маляра! Многое сейчас поставлено с ног на голову, даже германский кронпринц стал «социалистом»… Но никого это не обманет. Надо быть чуточку внимательным, чтобы различить, где маска, а где подлинное лицо, чтобы увидеть волка в овечьей шкуре…
Пришел официант Гельмер, поставил перед Поповым кружку с пивом, отошел чуть в сторону и остановился ровно на таком расстоянии, чтобы можно было слушать разговор этих иностранцев.
— Подслушивает, — сказал Попов.
— Гад! — махнул рукой Димитров. — Что он хочет услышать?
— Берлин кишит гитлеровскими шпионами.
Димитров не ответил. Молча подняв кружку, он допил пиво и подозвал официанта:
— Получите, Гельмер!
Официант, раболепно согнувшись, принял деньги и с глубоким поклоном проводил клиентов до выхода из бара.
Димитров и Попов медленно шли по городу. Из громкоговорителей несся хриплый голос диктора:
— Преступники, которые по приказу иностранной державы, по приказу Москвы, убивают, опустошают, лишают спокойствия мирный народ и сами заявляют, что не хотят быть немцами, а хотят быть подданными Третьего Интернационала, такие преступники не могут рассматриваться как наши соотечественники…
Димитров с досадой махнул рукой.
— Они всерьез взялись за уничтожение своего народа…
АРЕСТ
9 марта 1933 года Димитров, Танев и Попов, как обычно, зашли в ресторан «Байернгоф». Был тот послеобеденный час, когда бар пустовал. Димитров выбрал стол и, не увидев знакомого официанта Гельмера, подозвал другого. Тот принял заказ и удалился.
— Так, значит, в данный момент поджигателем называется только Ван дер Люббе? — продолжал прерванный разговор Димитров.
— Ван дер Люббе и Торглер.
— Торглер — как моральный поджигатель, так ведь кажется? Надо же как-то направить следствие к Германской компартии…
— Говорят, Ван дер Люббе коммунист.
— Коммунист?! — воскликнул Димитров. — Это невероятно! Никогда ни один коммунист не вмешался бы в такую глупую террористическую аферу! Терроризм не входит в наши принципы. Нет! Нет! Это доказывает лишь то, насколько запутались гитлеровцы. Всем, кем угодно, может быть Ван дер Люббе, только не коммунистом…
— У него найден партийный билет, — сказал Танев.
— Это еще ничего не значит.
На другом конце бара, у самого входа, послышался шум, затем раскрылась тяжелая дубовая дверь, и в бар ворвались полицейские, сильно вооруженные. Находившийся среди них человек в штатском, оглядевшись, указал пальцем в сторону Димитрова. Это был официант Гельмер. Димитров его сразу узнал.
С пистолетами в руках полицейские окружили болгар.
— Руки вверх! Именем закона вы арестованы!
Трое болгар сначала заколебались, но потом встали, подняли руки и позволили себя обыскать.
— Здесь они встречались с Ван дер Люббе? — спросил полицейский.
— Да, — ответил Гельмер. — Я уже говорил об этом и готов подтвердить, где это потребуется.
Димитров, который хорошо понимал немецкий язык, взглянул на полицейского и кельнера и мрачно спросил:
— Какой Ван дер Люббе?
— Узнаете, когда придете в зал Бисмарка, господин Рудольф Гедигер, — злобно усмехнулся полицейский и поторопил своих подчиненных: — Быстрей! Быстрей!
Полицейские собрали вещи, отобранные у арестованных, и повели их к выходу. Димитров обратился к старшему полицейскому:
— Прошу вас, распорядитесь вернуть мне очки, они мне крайне необходимы.
— В Моабите очки не потребуются, там все равно темно, господин писатель, — съязвил полицейский.
— А для поджога рейхстага вам нужны были очки? — глупо сострил парень в коричневой рубахе.
— Тогда ему было светло… — подхватил такой же молодчик.
Димитров на них не взглянул.
Арестованных посадили в закрытую полицейскую машину и отвезли в рейхстаг, в зал Бисмарка, где заседала следственная комиссия.
Арестованных болгар встретил комиссар уголовной комиссии д-р Брашвиц. В резкой форме он объявил им, что полиция имеет неопровержимые доказательства об их связи с Ван дер Люббе и участии в поджоге рейхстага. Димитров ответил, что это чудовищная ложь. Брашвиц настаивал на своем и требовал подписать протокол.