Со всех сторон летели телеграммы. Народ приветствовал Димитрова болгарским «добре дошли» — «добро пожаловать». Он ответил через печать. В этом ответе, в частности, говорилось:

«Сторонники Отечественного фронта, сторонники рабочей партии — коммунистов, рабочий класс и крестьяне, народная интеллигенция, боевой наш народ могут быть полностью уверены, что я постараюсь служить нашей родине с еще большей энергией, без остатка посвящая этой службе все свои силы и способности… Выросши в борьбе за благо трудящихся, за благо народа, живши в непрерывной борьбе с их врагами, я буду счастлив продолжать эту борьбу совместно со своим народом до последней минуты своей жизни и дожить вместе с ним до полного построения свободной, демократической, независимой, мощной и благоденствующей Болгарии».

Действительно, болгарский народ маленький, но он велик в своей железной воле, велик в своей непоколебимой духовной мощи, велик в своей вере в правду и справедливость, велик в своих огромных талантах и дарованиях, которые таятся по городам и селам.

Автомобиль, оставив столицу, вышел на широкое и гладкое шоссе и понесся на юг. Предстоял долгий путь: София — Пазарджик — Пловдив — Карлово — Казанлык.

Весна давно наступила. По обеим сторонам шоссе зеленели нивы, сады. В синем небе плыли белые облака, зародившиеся на высоких горных вершинах.

Димитров сидел у окна и не отрывал взгляда от весенней панорамы. Автомобиль мчался на юг, и родина, как на киноленте, раскрывала ему все свои прелести. В добрых глазах его светилась тихая радость. Вот она, столько раз виденная в мечтах родина! Она все та же, какой он ее оставил столько лет назад, — бедная, оборванная, измученная. И все же красивая и великая! Сейчас она простиралась перед ним во всей своей обездоленности. Она рассказывала ему о своей отсталости, о своем мученическом пути, который прошла за четверть века фашистского гнета. И он слушал ее и понимал, как верный ее сын.

Маленькие, разбросанные селеньица дымили у подножья гор. Быстрые потоки и шустрые речки, виляя, бежали по полям. Пахарь медленно ступал за парой тощих коров, опираясь на деревянную, времен дедушки Адама, соху. Женщина в черной косынке с прялкой в руках пересекала поле по узкой, извивающейся тропинке, за спиной ее из большой домотканой пестрой торбы выглядывала детская головка. Куда она шла? О чем она думала в этот час? В чью память она носит эту черную траурную косынку? Бедная, исстрадавшаяся болгарская мать! Может быть, она напомнила ему его мать? Он глядел ей вслед, пока машина не сделала поворот и он не поте* рял из виду и эту женщину б черной косынке и горбу, из которой выглядывала детская головка… А вон там, на повороте, у самой рощицы, сидит, как на картинке, мальчишка-пастушок. Опершись на палку, он с любопытством глядит на приближающуюся автомашину. Стадо его белеет по другую сторону шоссе. Большая собака разлеглась посреди дороги. Машина сбавила ход. Возле рощицы возвышалась белая каменная пирамидка с красной звездой на вершине.

— Останови машину, — сказал Димитров шоферу.

Шофер съехал на обочину и остановился. Димитров и его двое спутников вышли. Любопытство пастушонка нарастало. Кто такие? Зачем остановились?

Димитров направился к пирамидке. Туда же пошел и пастушонок, не сводя глаз с непонятного ему человека. Много людей бывало у памятника погибшему партизану, многие останавливались около него и читали скромную надпись. Но этот человек и его товарищи не были похожи на других.

Остановившись у скромного памятника, они прочли: «Петко Василев из села Крушаре, геройски погиб в бою с фашистской жандармерией». Димитров снял шляпу, опустил голову. «Вот в память кого черные платки на женщинах», — вздохнул он и, вынув из петлицы пальто розу, которую ему подарили, провожая в путь, положил ее у подножья пирамидки. Обернувшись, он увидел пастушонка.

— Из вашего села этот партизан?

— Из нашего. Это мой брат.

Положив руку на плечо пастушонка, Димитров участливо переспросил:

— Твой брат?

— Да, мой брат. Его хотели схватить живым, но не сумели. Три часа он сражался с жандармами. Когда кончились патроны, он подорвал себя бомбой.

Пастушонок рассказывал об этом звонким детским голосом, как рассказывают хорошо заученный урок. Ему так часто приходится рассказывать о героическом подвиге брата — гордости не только семьи, не только села, но и всей околии. Чувствуя дружелюбие приезжих и искренний интерес к судьбе брата, пастушонок стал рассказывать боевую историю своего села, из которого вышло пятнадцать партизан.

Из лесу показался седой старец с длинной пастушьей палкой в руках. Мальчонка сначала было смутился, а потом еще жарче прежнего повел рассказ о героических партизанских делах.

В разговор вмешался старик. Был он очень словоохотлив. Димитров и его спутники присели на сухой пень огромной вербы. Старик оказался дедушкой пастушонка. В годы войны был ятаком — партизанским помощником. После победы народа стал одним из основателей трудового кооперативного земледельческого хозяйства в своем селе.

— Трудно было до 9 сентября, — говорил старик, — и голод, и побои, и смерть преждевременная…

— А сейчас как? — спросил Димитров.

— Сейчас-то, — повторил нараспев старец, — сейчас мы у власти, но не подумай, что очень легко управлять.

Старик поглядел исподлобья на Димитрова и продолжал поучительно:

— Власть — опасное дело. Сейчас все таращат глаза на нас и вопят: подождем, что коммунисты сделают: до 9 сентября они всех критиковали, людям сказки о счастливой жизни рассказывали. Поглядим, куда теперь сами дело поведут.