– Очень немногие дети мечтают стать педагогами. Не только из-за маленькой зарплаты. Для того чтобы появился интерес к другому человеку, нужно достичь определенной зрелости. Будь моя воля, я говорил бы каждому идущему в школу: поработай еще в своей профессии, пооботрись, а потом решишь, действительно ли тебе хочется к детям. У меня в школе многие учителя не имеют педагогического образования. Они пришли, когда все теряли работу, – из всяких НИИ. Это очень интересные люди и, главное, совершенно без педагогических заморочек.

В детстве я мечтал быть режиссером. Наша семья много раз переезжала. Отец был профессором Института культуры, и в годы борьбы с космополитизмом его, как и многих, выслали из Москвы. Мы оказались в Киргизии. В городе Фрунзе я ходил в театральную студию при Дворце пионеров. После армии поступил в Театральный институт в Москве, к Охлопкову. Набирали курс режиссеров детских театров.

А я в это время подрабатывал в школе-интернате, вел театральный кружок. И меня все больше тянуло в школу. Однажды директор поставил вопрос: или-или. И я остался в школе. Сначала вожатым, потом воспитателем…

Затем я работал в институте при Академии педагогических наук, защитил диссертацию, вел семинар в одной школе. Как-то из этой школы мне позвонили учителя и спросили: «А не пойдете ли работать к нам директором?» Это и была та самая 734-я школа, в которой я работаю уже двадцать лет.

– Время было, конечно, благодатное для экспериментов. Но ведь в школу ветер перемен залетает в последнюю очередь.

– Это была совсем не плохая, но вполне традиционная школа. У меня же хватило ума не обрушивать на педагогов весь поток моих идей. Для начала предложил сократить уроки до тридцати пяти минут. Во-первых, доказано, что последние десять-пятнадцать минут урока пропадают даром. Во-вторых, это позволяло ввести новые предметы. Со мной согласились. Хотя это значило, что учителя не смогут больше пользоваться прежними поурочными разработками – урок в тридцать пять минут надо строить совсем иначе.

Со своей стороны, я постарался оградить их от непрошеных визитеров. Приходит дама из РОНО: «Я пришла помогать Вашим молодым учителям». – «А молодые учителя Вас звали?» – «Нет». – «Вы оставьте телефон. Когда потребуется помощь, они Вам позвонят».

Мне было важно, чтобы учитель чувствовал себя автором того, что делает. Для этого ему надо было освободиться от страха. А страх был. И у меня тоже. Спрашиваю на уроке истории: «Как вы думаете, почему фраза «революция пожирает своих детей» так актуальна?» Бурная дискуссия, мы далеко уходим от темы урока. Я спохватываюсь: ни слова не успел сказать о программе якобинцев, урок сыпется. То есть думаю о том, как буду отчитываться перед начальством.

В 1987 году мы победили на конкурсе авторских школ. И нам разрешили эксперимент. Время действительно было благодатное.

– Но и у этого времени появились противники. А Вы не испытывали сопротивление? Самих учителей, в первую очередь?

– Конечно, испытывал. Тогда по стране прошла волна демократических идей. И вот на открытом партсобрании мы решили, что высшим органом управления школой будет Общий сбор. Все проголосовали. Потом разработали программу и концепцию развития школы. И тут учителя спохватились: это мы детям будем подчиняться? Я говорю: «Но вы же сами проголосовали». Они: «Ну, мало ли!» Никто не предполагал, что речь идет не об игре в самоуправление, а о реальной демократии. Вот и получилось: детей большинство, они всегда победят. Двадцать учителей в тот год ушли из школы.

Школа для ребенка, а не для учителя и не для начальства – тут нужно было сменить всю систему ценностей. Многим это оказалось не под силу. Даже если поменять технологию на колбасном заводе, и то не все справятся. А мы меняли технологию человеческих отношений.

– Но такое демократическое устройство школы действительно таило реальную опасность. Где гарантия, что через неделю школа не превратится в вольницу?

– Я могу повторить вслед за Черчиллем, что демократия – довольно скверная форма общественного устройства, но все остальные еще хуже.

Надо дать детям не видимость свободы, а ясно видимую свободу в образовании. Свободу самим организовывать свою жизнь, выбирать предметы, учителей… Конечно, пена будет, и вначале – очень много. Разбитые окна в кабинете директора, матерные слова на стенах, прогулы, наплевательское отношение к учебе – все это мы прошли. Ребята как бы пробовали на зуб: а правда ли в школе свобода? правда ли нас слушают? правда ли, что мы вместе принимаем решения и учителя их будут исполнять? Да и сейчас эти пробы продолжаются.