Шрифт:
Нас с мамой, как и других членов офицерских семей, доставил в Бизерту пассажирский пароход «Великий князь Константин»; рано утром 25 декабря 1920 года мы увидели с палубы этот маленький живописный городок, в котором многим из нас предстояло прожить долгие годы, состариться и умереть…
Мы пришли первыми. Военные корабли стали прибывать группами уже вслед за нами. Всего их было 33, включая два линкора – «Генерал Алексеев» и «Георгий Победоносец», крейсеры «Генерал Корнилов» и «Алмаз», десять эскадренных миноносцев, – среди них был и миноносец «Жаркий» под командованием моего отца, – а также канонерские и подводные лодки, ледоколы, буксиры, тральщик, посыльное и учебное суда.
Мы приветствовали появление каждого нового корабля. Праздником стал день, когда за волнорезом появились огромные башни линкора «Генерал Алексеев». Он доставил в Бизерту, как казалось всем тогда, сохраненное будущее Императорского флота – 235 гардемаринов и 110 кадетов Севастопольского морского корпуса.
Всего же на кораблях, ушедших из Константинополя, было перевезено в Тунис 6 400 беженцев. В это число входят 1000 офицеров и кадетов, 4000 матросов, 1000 женщин и детей, 90 докторов и фельдшеров, а еще – 13 священников. Не правда ли, вполне достаточно, чтобы на земле Туниса, под синим небом, жарким солнцем, среди пальм и минаретов, могла возникнуть небольшая русская колония!
Но на землю эту мы вступили не сразу. Вначале был долгий карантин, а потом началось еще более долгое проживание на кораблях. Все они стали на якоря у южного берега Бизертского канала или в бухте Каруба. Наши офицеры и матросы сдали свое оружие сразу же по прибытию в Бизерту; и теперь длинные ряды кораблей на рейде охранялись стоящими на своих постах, у самой кромки воды, чернокожими часовыми. Как добросовестные покровители, они не спускали глаз с нашего плавучего города…
Я не помню, сколько месяцев пробыли мы в бухте Каруба. Наверное, до конца 1921 года… Как раз тогда в плавучий город для семей военных был превращен старый броненосец, ветеран Черноморского флота «Георгий Победоносец». Его предварительно подготовили для нормальной жизни нескольких сот человек.
Впоследствии мне часто снился наш старый броненосец – странные картины запутанных металлических помещений, таинственных коридоров, просторных и пустынных машинных отделений. Мы, дети, знали «Георгий» от глубоких трюмов до верхушек мачт. Мы устраивались на марсах, чтобы «царить над миром». И нам казалось, что мы понимаем скрытую душу корабля. Надстройки его верхней палубы походили на маленькие домики, в которых обитали целые семьи, в том числе адмиралов Тихменева, Остелецкого, Николя. Мы жили у самого трапа на церковной палубе.
Местные французские власти не могли оставить без помощи огромное количество людей, среди которых были больные, раненые, не способные работать старики… А между тем распоряжения из Парижа постоянно предписывали «сокращать расходы на содержание Русского флота». С весны 1921 года эмигранты начали поиски работы на тунисской земле. Найти работу было непросто; каждый раз, когда кто-то получал ее, в семьях счастливчиков просыпалась надежда на лучшее.
– Но при этом, наверное, теплилась всегда и общая для всей эскадры надежда вернуться в Россию, как это говорится… «на белом коне»?
– Да, она не покидала нас. В России, судя по газетам, постоянно вспыхивало сопротивление большевикам; борьба еще продолжалась в Сибири, на Дальнем Востоке. Сердца моряков прислушивались к этим сообщениям. В них таился жизненный стимул. Но радужные надежды сменялись самым глубоким отчаяньем. Особенно часто это случалось у молодых, одиноких офицеров. В 21-м на эскадре было несколько самоубийств…
И все-таки больше помнится не это, а те редкие праздники, которые отмечались на кораблях. Прежде всего – 6 ноября, день основания Петербургского Морского корпуса, выпускниками которого были большинство офицеров эскадры. Его отмечали по традиции гусем с яблоками. А в день Успенья, 15 августа, всегда выступал корабельный хор. Стоило зазвучать «Коль славен», и дивная красота русского православного пения зачаровывала всех.
«Флаг и гюйс спустить!»
– Анастасия Александровна, когда именно эскадра прекратила свое существование?
– Такой даты не существует. Видимо, этим днем можно считать 28 октября 1924 года, когда Франция официально признала Советский Союз. О возможной передаче Советам кораблей эскадры сообщил адмиралу Михаилу Беренсу, командующему эскадрой, морской префект в Бизерте вице-адмирал Эксельманс. Флот, покровителем которого в свое время объявила себя Франция, становился в одночасье для нее и реальным российским залогом, при возвращении которого можно устроить выгодный для себя торг.
Но еще до того как этот торг начался, по требованию французского правительства 29 октября в 17 часов 45 минут на «Георгии Победоносце» прошла церемония последнего подъема и спуска Андреевского флага. Собрались все, кто еще оставался на кораблях эскадры, – офицеры, гардемарины, кадеты; были участники Первой мировой, были и моряки, пережившие Цусиму. Прозвучала команда: «На флаг и гюйс!» и спустя минуту: «Флаг и гюйс спустить!» У многих на глазах были слезы…
Мы еще продолжали жить на «Георгии», когда в Бизерту прибыла советская комиссия по приемке кораблей Русской эскадры. Возглавлял комиссию известный флотский ученый академик Крылов. Был среди ее членов и бывший главнокомандующий Красным Флотом адмирал Евгений Беренс, старший брат адмирала Михаила Беренса, последнего командующего Белой Врангелевской эскадры.