Шрифт:
Конечно, не самость использует мозг (как это имеет место быть у Карла Поппера), но мозг использует себя-модель. Но что Поппер действительно выявил, так это диалектику искусственной Эго Машины: Либо вы не можете идентифицировать, что именно из человеческого сознания и субъективности не может быть воплощено в искусственной системе, или, если всё-таки можете, то всё дело в написании соответствующего алгоритма для работы программы. Если у вас есть точное определение сознания и субъективности, выраженные повседневным языком, то у вас есть то, что философы называют функциональным анализом. На этом моменте, загадка исчезает и искусственная Эго Машина становится, в принципе, технологически возможной. Однако, должны ли мы делать всё то, что мы можем сделать?
Приведу здесь мысленный эксперимент, имеющий скорее этические, а не эпистемологические цели. Представьте, что вы являетесь членом этического комитета, который рассуждает над использованием научного гранта. Один говорит:
Мы хотим использовать генные технологии для того, чтобы плодить умственно отсталых детей. Для научного исследования необходимы дети человека с определенными умственными, эмоциональными недостаточностями и дефицитом восприятия. Это важная инновационная стратегия исследований, которая требует управляемого и воспроизводимого исследования психологического развития умственно отсталых детей после рождения. Это важно не только для понимания того, как работает наш собственный ум, но также имеет огромный потенциал для лечения психиатрических заболеваний. Поэтому, нам срочно необходимо соответствующее финансирование.
Вне всяких сомнений вы найдёте эту идею не только абсурдной и безвкусной, но также и опасной. Можно полагать, что предложение такого рода не будет одобрено ни в одном из этических комитетов в демократическом мире. Предмет этого мысленного эксперимента, однако, в том, чтобы вы осознали, что нерождённые искусственные Эго Машины будущего не будут иметь своих героев в современных этических комитетах. Первые машины, удовлетворяющие минимальному достаточному набору условий сознательного переживания и самости, обнаружат себя в ситуации, похожей на ситуацию генетически спроектированных умственно отсталых человеческих младенцев. Как и эти последние, машины будут обладать всеми видами функционального и репрезентационного дефицитов — различными дисфункциями, проистекающими из ошибок человеческого проектирования. Вполне допустимо, что их системы восприятия — их искусственные глаза, уши и так далее — поначалу будут работать не очень хорошо. Они будут полуглухими, полуслепыми и столкнутся со всеми возможными сложностями в восприятии мира и себя в нём; и тогда, если они будут являться истинными искусственными Эго Машинами, то они будут, ex hypothesi, способны страдать.
Если бы у них была устойчивая телесная себя-модель, они были бы способны ощущать чувственную боль, как боль собственную. Если их постбиотическая себя-модель непосредственно укоренена в низкоуровневых саморегулирующих механизмах своего аппаратного обеспечения, то есть, точно так же, как наша собственная эмоциональная себя-модель укоренена в верхнем стволе мозга и гипоталамусе, то они сознательно будут ощущать себя. Они будут болезненно переживать потерю гомеостатического контроля, потому, что у них есть встроенное представление о своём собственном существовании. Они имели бы собственные интересы, причём, субъективно переживали бы этот факт. Они могли бы эмоционально страдать качественно отличным, от нашего, образом или в такой степени интенсивности, которую мы, создатели, даже не можем себе представить. На самом деле, первое поколение таких машин, скорее всего, будут иметь много негативных эмоций, вызванных неудачами в саморегулировании из-за различных аппаратных дефицитов, а также нарушений более высокого порядка. Эти негативные эмоции будут осознаваться, равно как и интенсивно ощущаться, но во множестве случаев, мы можем не быть способными понять или даже распознать их.
Давайте продолжим наш мысленный эксперимент. Представьте, что эти постбиотические Эго Машины обладают познавательной собой-моделью, то есть, являются интеллектуальными мыслителями. В таком случае, они смогут не только концептуально понять причудливость собственного существования в качестве простого объекта научного интереса, но также смогут интеллектуально страдать от сознания того факта, что им не хватает врождённого «достоинства», которое кажется таким важным их создателям. Они вполне могут осознавать себя второсортными, хотя и разумными, гражданами, отчуждёнными постбиотическими сущностями, используемыми в качестве взаимозаменимых экспериментальных инструментов.
Каково же это, «очнуться» развитым искусственным субъектом, который, несмотря на крепкое ощущение самости и даже переживание себя подлинным субъектом, является при этом лишь товаром?
История первых искусственных Эго Машин, постбиотических феноменальных самостей без гражданских прав, не имеющих какого-либо лобби в каком-либо комитете, прекрасно изображает, насколько связано появление способности к страданию с возникновением феноменального Эго; страдание начинается в Туннеле Эго. Оно также принципиально аргументирует неприемлемость создания искусственного сознания в качестве цели академического исследования. Альберт Камю говорил о солидарности всех конечных существ в их противостоянии смерти. В том же смысле, все разумные существа, способные к страданию, должны быть солидарны в противостоянии страданию. Исходя из этой солидарности, мы должны воздержаться от предприятия чего бы то ни было, что могло бы увеличить общее количество страдания и растерянности во вселенной. По мере того, как возникают теоретические сложности всевозможных типов, мы хотя бы можем прийти к согласию по поводу того, чтобы не увеличивать без необходимости общее количество страдания во вселенной. А создание Эго Машин, судя по всему, будет делать это с самого начала. Мы могли бы приступить к созданию страдающих постбиотических Эго Машин до обретения понимания того, какие свойства нашей биологической истории, наших тел и мозгов, являются корнями нашего собственного страдания. Предотвращение и минимизация страдания, где это только возможно, также включает в себя этику принятия риска: Я уверен, что мы не должны даже рисковать с созданием искусственных феноменальных себя-моделей.
Наше внимание лучше бы направить на понимание и нейтрализацию нашего собственного страдания — это касается философии, равно как и когнитивной нейробиологии и области искусственного интеллекта. До тех пор, пока мы не станем существами более счастливыми, чем были наши предки, нам следует отказаться от любой попытки навязать структуру нашего ума системам с искусственным носителем. Я настаиваю на том, что нам следует ориентироваться на классическую философскую цель самопознания и придерживаться, по крайней мере, минимального этического принципа уменьшения и предотвращения страдания вместо безответственного зачатия эволюции второго порядка, которая может выйти из под контроля. Если и существует запретный плод в современных исследованиях сознания, то это беззаботное умножение страдания через создание искусственных Эго Туннелей без ясного понимания последствий.
Сам по себе напрашивается следующий гипотетический вопрос: Если бы мы могли, с другой стороны, увеличить общее количество наслаждения и радости во вселенной, заселив её саморазмножающимися и блаженствующими постбиотическими Эго Машинами, должны ли мы были бы поступить так?
Предположение о том, что первые поколения искусственных Эго Машин будут напоминать умственно отсталых человеческих младенцев и принесёт больше боли, смятения и страдания чем удовольствия, радости или понимания во вселенную, может оказаться эмпирически ложным по некоторым причинам. Такие машины могут функционировать значительно лучше, чем мы предполагаем, и могут радоваться своему существованию в гораздо большей степени, чем мы предполагаем. Или, как агенты ментальной эволюции и инженеры субъективности, мы можем просто позаботиться о том, чтобы сделать такое допущение эмпирически ложным, конструируя только такие сознательные системы, которые не будут способны ни к феноменальным состояниям вроде страдания, ни к наслаждению существованием в гораздо большей степени, чем это имеет место быть у людей. Представьте, что мы смогли убедиться в том, что позитивные состояния такой машины перевешивают негативные, то есть, что она переживает своё существование как нечто очень ценное. Давайте будем называть такую машину Машиной Блаженства.