Шрифт:
Поздним вечером мы сидели на тесной кухне с Максимом Максимовичем, пили чай. Виктор задерживался. У них на заводе очередной аврал. Когда авралы каждую неделю, то это уже система – полный швах. Только наивный глупец может не понимать.
Максим Максимович, как обычно, рассказывал, какой замечательной была Анна Дмитриевна – тонкой и веселой, умной и затейливой. Они прожили счастливую жизнь. Я слышала это десятки раз. Затейницу Анну Дмитриевну не во что было одеть, чтобы в гроб положить, – ни одной приличной сорочки или трусов без дырок. Я по магазинам бегала, все новое покупала.
Мои мысли были о своем, поэтому я сказала со вздохом:
– Наверное, Виктор хотел, чтобы его жена походила на его маму. Но я совсем другая, у меня не получается.
– Ах, Вика! Вы чудная и удивительная! Вы прекрасная! – Он взял мою руку и поцеловал.
– Спасибо, Максим Максимович!
Не отпуская мою руку, на которую смотрел, как на драгоценность, он вдруг забормотал:
– Во мне столько нежности… столько нерастраченной нежности…
Он покрывал мою руку поцелуями, двигаясь все выше и выше, к локтю. И говорил, говорил…
Не могу найти верное слово, чтобы описать мое состояние. Наверное, это был шок. Но шок многоярусный. Рвотный шок, который испытывает человек, видя обезображенный труп. Шок внезапной обиды, предательства, разочарования, порушенных надежд и миропонимания, ощущение собственной ничтожности. Как он мог подумать, что со мной можно так?
На несколько секунд я впала в ступор, и только когда Максим Максимович поднял вторую руку, чтобы обнять меня, вырвалась, вскочила.
Я не подыскивала выражений, я выпалила первое, сорвавшееся с языка:
– Старый развратник!
Максим Максимович всхлипнул, закрыл лицо руками и выбежал из кухни.
Открылась входная дверь, пришел муж. Он заглянул на кухню:
– Привет! Я голодный как волк. Накормишь?
Не чмокнул дежурно в щечку, пошел переодеваться, мыть руки.
Когда Виктор снова вошел на кухню, я еще не пришла в себя. Стояла истуканом, не могла поверить в случившееся. Может, оно мне приснилось?
Виктор со ставшей в последнее время привычной иронией спросил:
– Эй, ты чего застыла? Бизнес не клеится? А поесть усталому труженику? Папа спит?
– Папа… твой папа сейчас… ко мне, со мной… хотел…
– Замолчи! – переменился в лице Виктор.
– Он говорил… целовал… Это ужас!
И тут мой муж размахнулся и ударил меня по лицу. Я полетела в сторону двери и упала на пол. Мне было больно, жутко, страшно. Я на четвереньках поползла в коридор, с трудом поднялась. У меня провалилась земля под ногами, мне не на что было опереться в жизни. Если муж меня бьет, значит, я лечу в преисподнюю. Я стремилась удержаться на поверхности, помчалась в комнату Максима Максимовича, распахнула дверь.
Закричала:
– Он бьет меня! Бьет! Скажите ему, что вы сами, сами!
Максим Максимович сидел на кровати, закрыв ладонями лицо, раскачивался и стонал.
Сзади, за плечи, меня схватили руки Виктора. Руки, которые столько раз ласкали меня, дарили божественное наслаждение, которые я любила до спазма в горле. Теперь они стали грубыми клешнями жестокого чужака.
Виктор вытолкнул меня в другую комнату.
– Убирайся! – велел он. – Убирайся отсюда и никогда больше не появляйся!
– Я не виновата…
– Пошла вон, я сказал!
Схватив сумочку, я выскочила на улицу, поймала такси, примчалась к девочкам в общежитие. Вахтерша пропустила меня со словами: «Я ж говорила!»
Потом я сняла однокомнатную квартиру. Могла себе позволить, я хорошо зарабатывала.
Виктор
После женитьбы мое имя стали часто употреблять с ненавистным мне ударением – Викт'oр, потому что жену зовут Виктория. Есть замечательный американский фильм с Джули Эндрюс и Джеймсом Гарнером в главных ролях «Викт'oр и Виктория». Моя жена несколько похожа на Джули Эндрюс в молодости, в ней тоже бездна обаяния. У меня с красавчиком Гарнером нет ничего общего, хотя и я симпатяга, каких поискать.
Смазливость была моим проклятьем с детства. Родители рассказывали, что, заглядывая в коляску, знакомые умилялись – ангел! Я подрос, и меня часто принимали за хорошенькую девочку с белыми кудряшками. Лет с восьми я стал требовать, чтобы меня стригли налысо. Уступил просьбам мамы – на голове у меня оставляли маленькую челку.
Однажды мы столкнулись на улице с бывшей соседкой, не виделись лет пять. Моя прическа «почти под нолик» ее не смутила. Женщина всплеснула руками:
– Такой же хорошенький! А малышом был вообще похож на маленького Ленина.