Историки философии чаще всего сопоставляют учение Шри Ауробиндо с четырьмя западными концепциями развития, выдвинутыми в XIX и первых десятилетиях XX в. Две из них упоминаются и самим Шри Ауробиндо. О первой речь идет, в частности, в статье «Эволюция», опубликованной в «Арье» в 1915 г. [79] . Здесь говорится о теории эволюции как «медленного и постепенного продвижения» по прямой линии, обусловленного причинами, действующими механически и бессознательно, не связанного с какой-либо целью, исключающего всякую свободу, творчество и неожиданности. Хотя Шри Ауробиндо не называет прямо каких-либо сторонников такой теории (говоря лишь о ее «материалистическом» характере), допустимо предположить, что речь идет прежде всего об эволюционной теории Спенсера (весьма влиятельной в англо-индийской прослойке конца XIX в.) или о каких-то близких к ней теориях. К такого рода пониманию эволюции Шри Ауробиндо относится крайне отрицательно, отмечая, что (I) в рамках ее совершенно непонятно само возникновение таких явлений, как жизнь и сознание, (II) необъяснимы резкие повороты и циклические процессы в ходе развития и, наконец, (III) развитие становится бессмысленным (что противоречит восприятию людьми ее значимости, ценности, существенности).

Иное отношение у Шри Ауробиндо к теории «творческой эволюции» одного из самых выдающихся представителей «философии жизни» – А. Бергсона. В заметках о философии Бергсона [80] он с сочувствием пишет о том, что Бергсон выдвигает «вместо инерции – силу, вместо смерти – жизнь, вместо фатальности – свободу». Шри Ауробиндо близки и критика механистической теории эволюции у Бергсона, и бергсоновское понимание жизни как силы, направленной на преодоление инерции (ср. одну из черт «темной матрицы), и бергсоновская мысль о многовариантности, преизбыточности и неожиданных поворотах в развитии (Шри Ауробиндо добавил бы, впрочем, – неожиданных для человеческого ума), и бергсоновская концепция внутренней свободы Оlan vital, скрытой за внешними детерминантами развития, и его учение о возможности проникновения в глубинную суть развития посредством интуиции (не отрицающей, но подчиняющей себе функции человеческого ума). Впрочем, значимость этих параллелей (а перечисление их можно было бы продолжить – особенно, если учесть последнюю крупную работу Бергсона «Два источника морали и религии») не стоит и преувеличивать. Для Шри Ауробиндо Бергсон, при всех его философских заслугах, представитель «витализма», а это направление он подвергает критике уже в первых главах «Жизни Божественной», считая, что оно не доходит до осмысления наиболее глубинных слоев бытия.

Третья концепция развития, с которой историки философии нередко сопоставляют учение Шри Ауробиндо (несмотря на его ироническое отношение к данного рода сопоставлениям), это – учение Гегеля [81] . Среди отмечаемых в этой связи параллелей – идея самоотчуждения духовного в материальном и возвращения его на высшей стадии к истине в познании, особой роли человеческой истории в космическом процессе, органической связи в ходе этой истории развития общества, культуры и индивида, диалектичности процесса развития (его спиралевидный характер, «возвышение», а не простое отрицание предшествующих этапов последующими, торжество «логики бесконечного» с ее пластическим соотношением категорий над «логикой конечного», разъединяющей и противопоставляющей эти категории и т. д.). И кое-что содержательное в этих параллелях – при всех возможных оговорках – действительно просматривается. Так, возвращение духовного из самоотчуждения в материальном (идея, конечно, сама по себедалеко не новая и всегда подчеркиваемая при сопоставлениях ведантистской традиции с неоплатонической, в частности при сопоставлении учения Шри Ауробиндо с неоплатонизмом) [82] приводит Шри Ауробиндо, как и Гегеля, (в отличие от неоплатоновской и ведантистской классики) к чему-то принципиально новому («супраментализированного» сообщества гностических существ в начале инволюции, естественно, нет). Но у Гегеля это новое – осознание Абсолютом самого себя, а у Шри Ауробиндо, конечно, такое осознание присутствовало сознательно. Точно так же история человечества у Шри Ауробиндо, как и у Гегеля, несомненно отнюдь не случайное и «частное» явление в жизни универсума, а единство социального, культурного и индивидуального аспектов этой истории тоже вне сомнений, но в этом единстве у Шри Ауробиндо – в отличие от Гегеля – главным, ведущим и в конце концов решающим фактором изменения оказывается именно индивид. Гегелевское Aupheben с его единством «отрицания», «сохранения» и «возвышения» тоже, конечно, может быть содержательно сопоставимо с идеями Шри Ауробиндо об «интеграции» и «трансформации» предшествующих этапов развития при возникновении этапов последующих, а что касается сопоставления «логики конечного» и «логики бесконечного», а также ограниченности действия «закона тождества» в последней [83] , то тут – даже терминологически – сходство изумительно. И все же значение всех этих сходств преувеличивать не следует. Шри Ауробиндо – в отличие от Гегеля – отнюдь не панлогист. Подлинная реальность – Абсолют, Брахман, Бог – у него лишь частично может быть выражена логически (даже если речь идет о «логике бесконечного»). Да и универсум у него – в отличие от Гегеля – отнюдь не место фантасмагорического «танца категорий». Тот логически невыразимый «остаток», который всегда имеет место в жизни (для Гегеля – несущественный), для Шри Ауробиндо как раз и есть самое глубинное и существенное (допускающее не дискурсивное, а интуитивное постижение, когда загадочное и невыразимое не отбрасывается, а осваивается посредством самоотождествления с ним, расширения «рамок» собственного бытия до такого самоотождествления). В общем, чисто интеллектуальный («менталистский») подход к жизни подвергнут критике Шри Ауробиндо в первых же главах «Жизни Божественной», как частичный и недостаточный, подобно «витализму».

Однако типологически наиболее интересным оказалось проведенное довольно поздно четвертое сопоставление учения об эволюции у Шри Ауробиндо с учением мыслителя, ему совершенно не известного, да и о Шри Ауробиндо узнавшего лишь после смерти последнего. Речь идет о Тейяре де Шардене [84] . Интересно, что сам Тейяр, впервые познакомившись с «Жизнью Божественной» Шри Ауробиндо, воскликнул: «Да ведь это то же самое, что и у меня, только на азиатский манер!» [85] И в самом деле сходство разительное. В обоих случаях целью космической эволюции оказывается совершенствование («возвышение») сознания; в обоих случаях это сознание (у Тейяра в виде «психической энергии») имеется с самого начала; в обоих случаях выделяются три сходных этапа предшествующей эволюции («преджизнь – жизнь – мысль» у Тейяра, «материя – жизнь – ум» у Шри Ауробиндо); наконец, в обоих случаях весь процесс завершается бессмертным объединением личностей («сверхжизнь» у Тейяра, совокупность «гностических существ» у Шри Ауробиндо). Конечно, различий между двумя учениями тоже можно назвать немало: Тейяр исходит из креационистского учения (хотя и движется к пантеизму). Шри Ауробиндо опирается на мистико-пантеистическую традицию веданты; Тейяр исследует эволюцию – при всей своей религиозности – в очень значительной степени как естествоиспытатель, Шри Ауробиндо – прежде всего как человек, обобщающий йогический опыт; Шри Ауробиндо апеллирует к осмыслению мира в свете Сверхразума, Тейяр обращается преимущественно к обычной рефлексии и т. д. Не вдаваясь во все различия такого рода, отметим в заключение еще одно: «Пункт Омега» как конечная стадия развития у Тейяра – за пределами земного существования. И отсюда полная мыслимость и даже значительная вероятность для него апокалиптического завершения земной истории, «кончины земли» [86] . Для Шри Ауробиндо это принципиально не допустимо. «Гностические существа» в его концепции продолжают действовать в земных условиях, преобразуя и совершенствуя их, воздействуя на историю не только земли, но и человечества. И тут мы вплотную подходим к философии истории Шри Ауробиндо.

Свое понимание смысла человеческой истории Шри Ауробиндо наиболее основательно излагает в двух больших работах, уже упоминавшихся выше: «Человеческий цикл» и «Идеал человеческого единства» [87] . Название первой из них сразу же требует пояснений. Согласно традиционным индуистским представлениям об исторических циклах, человеческая история движется по нисходящей линии и четыре ее периода, сменяющие друг друга (сатья, трета, двапара и кали-юга) есть лишь ступеньки деградации, разрушения социального порядка, продвижения к полной аномии. Правда, в дальнейшем посредством божественного вмешательства восстанавливается первоначальный «золотой век», или «век истины» (сатья-юга), и все начинается сначала. Такого рода циклическое понимание истории отнюдь не только достояние прошлого. И в ХХ веке у него достаточно много сторонников, причем не только среди ортодоксальных индуистов, но и далеко за пределами Индии [88] . На первый взгляд может показаться, что и Шри Ауробиндо примыкает к этой традиции (ссылки на нее у него иногда встречаются). Но в «Основах индийской культуры» Шри Ауробиндо совершенно недвусмысленно высказывается и против понимания истории в целом как движения по кругу, и против представления о движении ее (опять-таки в целом) – в том числе в новое время – по нисходящей линии. Такого рода представления для него – иллюзия, обусловленная идеализацией прошлого и сосредоточением на темных сторонах настоящего [89] . Так что же имеет в виду Шри Ауробиндо, говоря о циклическом характере истории? С одной стороны, то обстоятельство, что исторический прогресс осуществляется не по прямой линии и нередко чреват срывами (и в этом смысле и повторы, и «круги» в истории возможны). Но это не главный смысл его понимания исторической цикличности. Главное же для Шри Ауробиндо состоит в том, что в завершающей стадии цикла истории человечества должно – рано или поздно – реализоваться то, что было предметом чаяний и надежд в ранней его стадии (вспомним первую главу «Жизни Божественной»). И в этом – главном – смысле начало и конец смыкаются, но отнюдь не в виде простого возврата к прошлому, а в виде полного развертывания того, что было заложено в нем потенциально. А значит, все движение в целом оказывается не круговым, а скорее спиралеобразным.

В истории человечества в целом, как и отдельных цивилизаций, Шри Ауробиндо выделяет, исходя из социально-психологических оснований, пять основных эпох, а именно символическую, типическую, конвенционалистскую, индивидуалистическую и субъективную [90] . Как отмечает и он сам, подразделение это взято из работ крупнейшего представителя так называемой культурно-исторической школы, немецкого теоретика второй половины XIX в. К. Лампрехта. Однако концепция Лампрехта при этом кардинально переосмысливается. Характерно, например, что Шри Ауробиндо отбрасывает две стадии исторического цикла, выделяемые у Лампрехта, а именно первую и последнюю (стадии «естественного сознания» и «нервной раздражительности»). Дело в том, что Лампрехт стремился показать в рамках своей схемы зарождение, развитие, кризис и разложение религиозного сознания. У Шри Ауробиндо же кризис религии (и духовности в целом) лишь преходящий момент в истории. Кризис этот связан с рациональной эпохой цикла, которой предшествует «инфрарациональная» и за которой следует «супрарациональная» эпоха (первые три из упомянутых выше пяти стадий относятся к инфрарациональной эпохе, четвертая – к рациональной, пятая знаменует собой начало перехода к эпохе супрарациональной). Параллельно указанной социально-психологической эволюции, согласно Шри Ауробиндо, происходит и процесс объединения людей (рассматриваемый им в «Идеале человеческого единства»), причем первой – третьей стадиям соответствуют донациональные объединения, четвертой – национальные, а последней (пятой) – сверхнациональные [91] , ведущие к единому человечеству.

Что же представляют собой указанные стадии? Шри Ауробиндо характеризует их, обращаясь к весьма обширному материалу, как индийскому (преимущественно, когда речь идет о начальных трех стадиях), так и европейскому (преимущественно начиная со стадии «индивидуализма»). На первой, «символической» стадии в Индии ведийские провидцы риши достигают глубочайших прозрений, но прозрения эти – достояние немногих… Основная масса населения находится на инфрарациональной стадии развития и приобщается к этим прозрениям лишь частично, с помощью символического понимания жизненных реалий. Так, институт брака символически трактуется как подобие союза мужского и женского божественных принципов в универсуме. Точно так же разделение сословий символизирует различные аспекты Единого божественного начала (в знаменитой «Пуруша-сукте» – Ригведа, Х. 90). Но такое символическое приобщение земного к божественному на данной стадии, будучи по основному направлению ясным, в социальных своих проявлениях еще не достаточно определено. Поэтому на второй стадии – стадии «типов» предпринимается попытка подчинить весь жизненный уклад целям нравственно-психологического совершенствования. При этом окончательно оформляется система сословий – варн с соответствующими обязанностями и добродетелями. Но все эти «идеальные типы» – духовные ориентиры эпохи – в ходе истории реализуются лишь частично, сталкиваясь с косностью, инерцией, эгоизмом, как индивидуальным, так и групповым. В результате они претерпевают деформацию, а социальные отношения «окостеневают» на стадии конвенционализма. Так в Индии складывается жесткая иерархия каст-джати, ориентированная преимущественно на привилегии и их сохранение, а не на духовное развитие. «Окостенение» социальной системы сказывается и на культуре: мы находим в ней внешнюю утонченность при одновременной утрате спонтанности. Развиваются эскапистские и аскетические тенденции (ярчайший пример, по Шри Ауробиндо, учение Шанкары). Но чем более завершенной и «окостеневшей» становится сложившаяся на этой стадии социальная и культурная система, тем ближе час ее гибели. Сила, которая кладет конец ее господству, – разум. Дело в том, что уже в рамках первых трех стадий роль его постепенно, но неуклонно возрастает. В конце концов, на стадии индивидуализма он вырывается из-под контроля и сокрушает устаревшие традиции. Этот крах конвенционализма Шри Ауробиндо иллюстрирует уже преимущественно на европейских образцах (на Востоке и, в частности, в Индии до такого «бунта разума» дело исторически все же не дошло, и стадия индивидуализма пришла сюда благодаря европейским влияниям). Как бы то ни было, на этой стадии, «в полную мощь» развернувшейся на Западе, происходит коренная ломка средневековых порядков: рушится система сословных привилегий, «священных» политических (монархия) и религиозных (церковных) установлений, вековых верований. К результатам этой драматической ломки, начавшейся в Европе еще в период Возрождения, ускорившейся в эпоху Просвещения и окончательно развернувшейся в последующие два века европейской истории, Шри Ауробиндо относится неоднозначно, хотя и признает ее в целом исторически правомерной и принесшей немало ценного.

Во-первых, как полагает он, наука и техника современных цивилизованных наций сделала невозможным торжество варваров, пришедших извне (как в эпоху падения Римской империи), да и изнутри обеспечила невозможность возврата к былым формам варварства – посредством всеобщего образования [92] . Во-вторых (как показывает он во второй части «Идеала человеческого единства»), впервые в мировой истории было создано множество экономических, культурных, политических предпосылок для объединения человечества. В-третьих, в массовом сознании утвердились две идеи, заставляющие считаться с собой политиков (при всем несовершенстве воплощения этих идей): идея прав человека, включая право каждого на свободное развитие, и идея права всех слоев общества на достойное существование [93] . В-четвертых, прогресс науки не только привел к овладению внешними силами природы, но и привлек внимание к скрытым сторонам человеческой психической жизни [94] . Более того, отвергнув многочисленные суеверия и предрассудки инфрарациональной эпохи, некритически принятые тогда догмы, узость и нетерпимость «религионизма» [95] , индивидуалистическая эра с ее рационализмом, по Шри Ауробиндо, способствует – вольно или невольно – новому взлету очищенной от инфрарациональных наслоений духовности.