Шри Ауробиндо был человеком не очень открытым. В Бароде он обычно занимался бхаитак и данд [400] . В Пондичери его единственным физическим упражнением стала прогулка: он часами прохаживался вдоль веранды или по комнате. В еде, как и во всем другом, он не был привередлив и легко приспосабливался к любым обстоятельствам или обстановке. Только после того, как Мать создала Ашрам, жизнь Шри Ауробиндо стала немного комфортабельнее и удобней.

Шри Ауробиндо подчеркивал, насколько важна для осуществления духовной садханы хорошая физическая форма. Вспомним, что говорил он сам по этому поводу: «Я рассматриваю тело прежде всего как инструмент, дхарма садхана, или, если говорить точнее, центр воплощенной личности в действии, основу духовной жизни и деятельности всей жизни и деятельности на земле, но также и потому, что для меня тело, как и ум и сама жизнь, есть часть Божественного целого, форма выражения Духа, и, следовательно, его не следует игнорировать или недооценивать как нечто неисправимо вульгарное и неспособное к духовной реализации или духовному предназначению. Материю, которая представляет собой скрытую форму духа и должна раскрыть себя в этом плане, можно пробудить к сознанию, к проявлению и осознанию Духа, Божественного внутри нее. На мой взгляд, тело наравне с разумом и жизнью должно быть одухотворено или, можно сказать, преобразовано настолько, чтобы стать инструментом и вместилищем для реализации Божественного… Это не означает, что тело нужно ценить и оберегать ради него самого или что созидание божественного тела в будущей эволюции интегрального человеческого существа должно рассматриваться как завершающий этап, а не как средство для достижения цели, – это было бы серьезной и недопустимой ошибкой». [401]

Когда Мать приняла на себя заботу об учениках, она взяла на себя ответственность за их духовную жизнь, равно как и за их физическое благополучие. Можно привести бесчисленное количество примеров того, как Шри Ауробиндо и Мать исцеляли застаревшие физические недомогания обитателей Ашрама и людей со стороны; даже те заболевания, перед которыми врачи оказывались бессильны, поддавались воздействию Силы и Благодати Шри Ауробиндо. Для многих вошло в привычку постоянно писать Шри Ауробиндо и Матери, рассказывая о своих проблемах, как физических, так и душевных или духовных, и искать у них поддержку или разрешение своих трудностей; так было тогда, так есть и сегодня.

Поскольку Шри Ауробиндо занимался исцелением других, то его собственное здоровье ученикам казалось безупречным. Он сказал как-то, что с помощью йогической силы избавился от хронических заболеваний, которыми страдал раньше. Подробный отчет о состоянии своего здоровья он представил в письме к ученику, написанному в беззаботном тоне: «…Давным-давно уже меня ничто не беспокоит, кроме легкого недомогания в виде чихания или случайных приступов ревматизма и невралгии. Ах, да, еще бывает жар, но за последние годы он почти что сошел на нет. Иногда возникает что-то вроде головной боли, но она наблюдается где-то над головой, пытаясь проникнуть внутрь, а затем отступает. То же и с головокружением. Больше ничего и не припомню. Вот такова правда об «отсутствии болезней». Что же касается вывода, вы можете сделать его сами – либо на йогическом, либо на медицинском уровне знаний, в зависимости от того, что для вас проще. [402]

Первые явные признаки ухудшения здоровья Шри Ауробиндо появились в 1949 году, когда приглашенный из Калькутты врач, близкий ученик Шри Ауробиндо, осмотрев его, забил тревогу. Однако тревожных опасений он не высказал, предупредив лишь, что следует внимательно следить за состоянием здоровья. Предупреждение врача помогло Шри Ауробиндо, поскольку, точно зная источник проблем, легче было приложить Силу в нужном месте. По всей видимости, Шри Ауробиндо так и поступил, поскольку, встретившись с хирургом спустя несколько месяцев, заверил его: «Меня это больше не беспокоит: я вылечился». Понятно, что окружающие вздохнули с облегчением. Однако улучшение здоровья оказалось недолгим, и вскоре тревожные симптомы возобновились. [403] Буквально за одну ночь Шри Ауробиндо как бы замкнулся в себе и отдалился от всего. Говорил он все меньше и меньше, по сути сведя разговор к отрывочным «да» или «нет». В лучшем случае, если ученик настойчиво пытался заговорить с ним, он одаривал его блаженной улыбкой сочувствия. Однако привычных занятий Шри Ауробиндо не прерывал: «Ежедневное чтение газет, внимательное просматривание множества журналов, еженедельников, ежеквартальников и т. д., которые редактировали связанные с Ашрамом люди, а также статей, написанных на четырех-пяти языках, стихов, очерков, писем, диктовка ответов на вопросы и, в довершение всего, подготовка собственных книг и книг других авторов, внимательное отношение к рукописям и корректурам ипр. – такова была его каждодневная работа».

Первый шок испытал на себе ученик, который был личным секретарем Шри Ауробиндо, когда тот вдруг произнес: «Займемся «Савитри»: я должен скоро закончить ее». «Савитри»? – ученик был изумлен и озадачен. Этот великий эпос, начало которому было положено еще в дни работы Шри Ауробиндо в Бароде, и по объему и величию был соотносим лишь с духовным восхождением самого Шри Ауробиндо. В процессе создания этой великой Поэмы он поднимался все выше, достигая новых духовных вершин, и по мере этого восхождения в духовном сознании переписывал и переосмысливал свой труд с позиций достигнутого им самим нового уровня духовного сознания и опыта. Одни черновики сменяли другие, у каждой песни существовало четыре-пять вариантов, как позднее написал ученик: «Какое переосмысление! Каждое слово должно было быть mot juste [404] , каждая строка совершенна, даже знаки препинания расставлены безупречно. Один предлог изменялся по пять раз; а чтобы исправить какой-то знак препинания, подчас приходилось перечитывать целый раздел». [405]

«Мы знаем, насколько глубоки и обширны были исправления и переосмысления в «Савитри». Можно только изумляться тем невероятным усилиям, которые он предпринимал, чтобы довести «Савитри» до совершенства… Поразительно, как ему удавалось так диктовать стихи, словно открыли водопроводный кран и оттуда полился поток, но не мощной струей, а медленным, очень медленным течением. Иногда приходилось перечитывать целые отрывки, чтобы не нарушить связь или последовательность, но когда наступала очередь «Книги Йоги» или «Книги Вечного Дня», строки слетали с его губ одна за другой, подобно легкому и ровному течению ручья, и уже на следующий день он дорабатывал созданное, чтобы не упустить звено в цепи продолжения. Утром в небольшой тетради, которую он называл «блокнот», он набрасывал несколько новых строк, не вошедших в первоначальный текст. В наибольшей степени это касалось «Книги Судьбы». Иногда появлялись два или три варианта одного и того же отрывка. Когда зрение его стало ослабевать, буквы тоже постепенно становились менее разборчивыми, и мне приходилось расшифровывать написанное и зачитывать ему вслух. У меня было хорошее зрение, но что еще важнее – благодаря предварительной подготовке, которую я получил, ведя объемную переписку еще до несчастного случая, – способность расшифровывать его иероглифы. Иногда, когда я запинался, он мне подсказывал, но случалось, что мы не справлялись оба. Тогда он обычно говорил: «Дай мне, разреши, я попробую». Он брал очки с большими увеличительными стеклами и сосредоточенно впивался глазами в написанное, чтобы вскоре признаться: «Нет, не могу разобрать». Я эгоистично фыркал про себя при каждой тщетной попытке, бормоча: «Если я со своим зрением не могу ничего разобрать, то на что же рассчитываете вы, сэр?»

Тем не менее, работа продолжалась неспешно и величаво. И тут вдруг такая спешка – «Займемся «Савитри». Я должен скоро закончить ее». Безмолвный вопрос, застывший во взгляде ученика, остался без ответа.

Затем произошла еще одна странная вещь. Шри Ауробиндо упорно не позволял фотографам делать снимки – ни себя, ни Матери. Но в 1950 году по случаю Дня Даршана один известный француз-фотограф вдруг получил разрешение сфотографировать и Шри Ауробиндо, и Мать, и даже Даршан! И этот вопрос – почему вдруг сделано исключение – тоже остался без ответа.