Он нагнулся и ткнул Фергюсона в живот указательным пальцем. Фергюсон улыбнулся во сне.

Падилья знал, где живет Фергюсон, — ему уже доводилось отвозить его домой в голубом «империале». Я отправился с ним прокатиться и получить ответ на некоторые вопросы.

— Вы хорошо знали Ларри Гейнса?

— Бывшего спасателя? Естественно. Я сразу вычислил, что он подонок, только это меня не касалось. Но в первую же неделю, как он там появился, у меня был с ним разговор по душам. Еще в сентябре. Он вздумал угостить в баре шестнадцатилетнюю девочку. Так я сказал, чтобы он шел вон и больше не возвращался. — Падилья нажал на кнопку, опускавшую стекло левой передней дверцы, сплюнул в темноту и, посмотрев через плечо на Фергюсона, поднял стекло. — От ветра в лицо он может очнуться. Алкоголь он переносит будь здоров, можете мне поверить.

Я тоже оглянулся на Фергюсона. Он мирно спал.

— Миссис Фергюсон, я полагаю, вы тоже знали?

— Естественно. Редкостная женщина. С обслуживающим персоналом всегда мила, умеет пить и не терять себя. По моим меркам настоящая леди. Пока я работал в «Оазисе» в Палм-Спрингсе, насмотрелся на голливудскую шатию-братию. Только успеют сунуть передние ноги в корыто, и сразу выламываются, будто им весь мир принадлежит. А Холли не такая. То есть миссис Фергюсон.

— Вы называли ее Холли?

— Естественно. А она меня — Тони. Холли я называл ее в баре. Только там. Настоящая демократка. Из рабочей семьи. Она мне сама сказала.

— И с Ларри Гейнсом она была демократичной?

— Говорят. — В голосе у него прозвучало разочарование. В Холли? Или во мне? — Вместе я их ни разу не видел. Он старался держаться от меня подальше. Что-то там было, но ставлю сто против одного, совсем не то, что думают некоторые. Я полгода наблюдал за ней из-за стойки, а оттуда людей видишь такими, какие они есть. И любовался, как она давала по рукам большим докам по этой части. Ей просто было неинтересно. Не такая она, и все тут.

— А я слышал другое.

— Ну, кое-кому она не нравится, так и что? — воинственно спросил Падилья. — Свои недостатки у нее есть, я же не отрицаю. А сказал только, что она не из тех, кто погуливает на стороне. И хотите знать мое мнение? Мужа она любит по-настоящему. Красавцем его не назовешь, но что-то, значит, в нем должно быть. Только войдет в бар, а она уже вся словно светится изнутри.

— Так почему же она от него сбежала?

— По-моему, она не сбежала, мистер Гуннарсон. По-моему, с ней что-то случилось. Сами прикиньте: только что она была душой компании, а в следующую минуту вдруг исчезла.

— Куда?

— Не знаю. У меня секунды свободной не было смотреть по сторонам. Как она уходила, я не видел. Знаю только, что ушла и не вернулась. И ее муж с ума сходит от страха за нее. Потому-то он и бесится, если вас интересует мое мнение.

— Но что могло с ней случиться?

Падилья вздохнул.

— Этот город, мистер Гуннарсон, мне известен куда лучше, чем вам. Я тут родился и вырос — прямо в конце Пелле-стрит. Здесь найдутся люди, которые вас прикончат, чтобы выгрести мелочь у вас из карманов. А вчера на Холли… на миссис Фергюсон брильянтов было за пятьдесят тысяч.

— Откуда вы знаете, сколько стоили ее драгоценности?

— Еще не хватает вам меня подозревать! Да я бы волоска у нее на голове не повредил. Покажите мне этого подонка — я его до смерти измордую!

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Про брильянтовую брошь? Подарок мужа, ну, она и хвастала немножко. Я ее предостерег, что язык надо держать за зубами. Даже в «Предгорьях» не стоит кричать направо и налево, сколько… Э-эй! (Машина вильнула в сторону, так сильно дернулись его руки.) По-вашему, Гейнс подбирался к ее драгоценностям?

— Не исключено. — У меня в сознании складывались два образа Холли Мэй, но они никак не хотели слиться в одну доступную пониманию женщину. — А вы говорили о своих подозрениях кому-нибудь?

— Только Фрэнки. Он мой помощник. Попробовал поговорить с мистером Бидуэллом. Но он и слушать не захотел. А полковнику и так тревог хватает.

— Он считает, что его жена стала жертвой преступления?

— По-моему, да. Только он не хочет себе в этом признаться. И притворяется перед собой, будто она сбежала с любовником, лишь бы бушевать, а не… не дергаться от страха.

— Вы психолог, Тони.

— Во-во! С вас двадцать пять долларов! — Но он не засмеялся. Ему удалось напугать не только меня, но и себя.

Мы перевалили за гребень гряды, отделяющей долину от побережья. Я вдохнул запах моря, ощутил его необъятность, открывающуюся во мраке внизу под обрывом. Ночь рассекал вращающийся луч маяка. Он скользнул по шпалере деревьев на обрыве, по плоской крыше одинокого дома и повернулся к морю, где его поглотила стена тумана.

Падилья свернул на дорогу между двумя живыми изгородями, в зеленую траншею, вырванную из темноты. Она вывела нас на разворот за домом с плоской крышей. Подогнав машину ко входу, Падилья вытащил из замка зажигания связку ключей, отпер входную дверь и зажег свет внутри и снаружи.