И вот тут Аввакум окончательно выпал в осадок. Чтобы ребенок так говорил?

Летающие свиньи, синие козы и говорящие деревья — полностью альтернативная реальность. Ну НЕ БЫВАЕТ такого! НЕ БЫВАЕТ! А Алексей дружески кивнул мужчине.

— Я тебя оставлю покамест. Поразмысли. Живи в тереме, посмотри, что мы делаем и как все делается, но не спеши судить. Я надеюсь, что мы еще поговорим — и постараемся вместе найти истину.

И вышел.

Протопоп его и задержать не пытался — куда там? Он был умен, безусловно и несомненно, но к чему он готовился?

Что его будут переубеждать, что будут давить, требовать, преследовать, но вместо этого ему предложили подумать. Согласились с его взглядами и попросили подумать не о себе, но о людях. И кто?

Ребенок!

Одним словом — бедняге так сильно сбили стереотипы и настройку, что ему предстояло подгружать их вновь — и не обязательно с тем же результатом. Уж об этом Софья собиралась позаботиться.

Да, фанатик, да одержимый, но не до конца ведь! И семья у него есть, дети, жена — есть рычаги воздействия. И пожалуйста, не надо про всякие шантажи и прочие грубые методы воздействия!

Просто аккуратное перепрограммирование, чтобы из мучеников получились достойные члены общества. Даже священник священнику рознь. Есть герои, которые от церкви водкой и крестинами торгуют, а есть Валентин Феликсович Войно — Ясенецкий. И ни один атеист не посмеет назвать последнего — недостойным.

А царевич тем временем удрал обратно в столовую — и на полдороге наткнулся на Софью, которая, прикинув нужное время, оставила порядком обслюнявленного (не удержалась от мелкой пакости) Симеона — и теперь двигалась к брату, поинтересоваться, что и как.

— Сонька, ты чудо!

Сияющие глаза брата сказали все, лучше всяких слов. Если бы он выбился из образа, отошел от канвы — протопопа ему бы удивить не удалось. И не сиял бы он так.

Будем расспрашивать, хвалить, гладить и чесать за ушком, а то как же. Ей еще протопопа на священную войну настраивать.

Софья вообще злилась от невозможности действовать самостоятельно. Ей бы саблю, да коня, да на линию огня…*

* Филатов 'Сказ про Федота — стрельца…', прим. авт.

А вместо этого иногда напоминаешь себе противную паучиху. Фу!

— отрок, поди-ка сюда?

Васька как раз одолел страницу из псалтыря и перевел дух. Учеба ему давалась сейчас легко, но заниматься ему все равно хотелось в одиночестве. Вот и удрал с книжкой за поленницу, чтобы никто не видел. А тут…

Мужчина, который его окликнул, был немолод, лет пятидесяти, а то и больше, бородат и волосат, но осанка у него была поистине царская, простая монашеская одежда ниспадала с его плеч подобно дорогой мантии, темные глаза горели двумя угольями.

— Слушаю тебя, отче?

Васька слез и предстал перед протопоповы очи, без особой робости, но и с вежливостью. Это им в школе уже успели вдолбить, царевич лично сказал в первый же день, да и потом повторял.

Они — воины, будущие защитники Руси великой. Их долг врага грудью встретить, а долг остальных перед ними — уважать это право, раз уж сами кровь не льют. И ведь верили мальчишки. А как тут не поверить, когда то же и казаки твердили, и о порядках на Дону рассказывали, да и первого же холопа, кто осмелился сплетни заугольные распускать, тут же вышвырнули — остальные мигом приутихли. Васька подумал и чуть склонил голову.

— Благослови, отче.

И внутренне усмехнулся, когда его перекрестили двумя перстами. Вот оно как… ну царевичу виднее. Васька шмыгнул носом и тоже перекрестился двоеперстно. Лицо мужчины помягчело.

— Что читаешь, отрок?

Васька предъявил псалтырь, который мужчина осторожно взял в руки.

— Ты грамоте учен?

— Так все мы тут грамоте учены. Воин, который грамоте не знает и за себя постоять не сумеет, его кто хошь вокруг пальца обведет, — Васька повторил слова царевича, и они явно пришлись мужчине по сердцу.

— А чему вас тут еще учат?

— Боевым хитростям разным, про оружие рассказывают, про разные страны. В игры играть учат, чтобы голова у нас лучше работала. Чтению — письму и счету, языкам иноземным.

— а в церковь ходите ли?

— Три раза в неделю, — Васька даже удивился такому вопросу. А то как же не ходить? — все ходим, и царевич, и царевны ходят, только на них и глазом глянуть не удается. А говорят, они красавицы!

Аввакум чуть улыбнулся такому детскому рассуждению мальчишки.