Отчаяние? Оно зависит только от вас. Если вы выбрасываете белый флаг, вините в этом только себя.

Мы не можем контролировать препятствия, возникающие на нашем пути, и людей, которые их возводят, но можем управлять собой – и этого вполне достаточно.

Подлинной угрозой решимости и стойкости, таким образом, является не то, что с нами случается, а мы сами. Почему вы должны быть своим злейшим врагом?

Держитесь стойко. Упорствуйте до самого конца.

Пилот военно-морской авиации Джеймс Стокдэйл был сбит в Северном Вьетнаме в 1965 году. Спускаясь на парашюте, он посвятил эти несколько минут размышлениям о том, что ждало его на земле. Тюремное заключение? Неизбежно. Пытки? Вполне вероятно. Смерть? Не исключено. Никто не мог сказать, сколько все это продлится и увидит ли он когда-нибудь свою семью.

Но в ту секунду, когда Стокдэйл приземлился, эти размышления закончились. Он больше не мог думать о себе. У него была миссия, которую он должен был выполнить.

Десятилетием раньше, во время Корейской войны, изоляция военнопленных уже показала свою отвратительную сторону. В ужасающих условиях лагерей той поры американские солдаты обычно оказывались предоставленными самим себе. У запуганных до смерти военнопленных инстинкты выживания проявлялись настолько буйно, что солдаты начинали драться и даже убивать друг друга, чтобы попросту остаться в живых, вместо того чтобы сражаться против врага, захватившего их в плен, пытаться выжить или сбежать.

Стокдэйл, будучи старшим офицером, понимал, что, возможно, окажется самым высокопоставленным военнопленным, захваченным в Северном Вьетнаме. Но в качестве старшего офицера он также мог возглавлять, направлять и поддерживать своих товарищей по несчастью, одним из которых был будущий сенатор Джон Маккейн. Стокдэйл мог изменить эту ситуацию и не позволить корейской истории повториться – в чем и состояла его миссия. Он решил помочь своим товарищам и стать их лидером. Именно этим он и занимался в течение следующих семи лет, из которых два года провел в одиночном заключении, будучи закованным в ножные кандалы.

Стокдэйл серьезно относился к своим обязанностям командира. В какой-то момент он был готов к самоубийству, но не для того, чтобы прекратить свои страдания, а чтобы дать понять своим охранникам, что американский офицер всегда помнит свой долг. Другие солдаты отдали свои жизни на поле боя. Стокдэйл опозорил бы их и принесенную ими жертву, если бы позволил использовать себя в качестве инструмента в борьбе против соотечественников. Он был готов скорее убить себя, чем допустить это, и стойко встречал все исходящие от его врагов угрозы физического насилия.

Стокдэйл отличался человечностью и понимал, что другие военнопленные тоже были всего лишь людьми. Первым делом он отказался от идеалистических представлений о том, что происходит с военным, когда из него выбивают информацию, пытая много часов подряд. Поэтому Стокдэйл создал сеть поддержки внутри лагеря, в частности чтобы помогать солдатам, которые стыдились того, что сломались под давлением. «Мы пройдем через это вместе», – убеждал он их и постоянно напоминал, что общее должно ставиться выше личного.

Джон Маккейн, которого содержали в камере, соседней с той, где находился Стокдэйл, вел себя аналогичным образом и сумел выдержать неописуемые пытки. Стремясь запятнать военную славу семьи Маккейнов и Соединенные Штаты, вьетконговцы многократно предлагали ему возможность освобождения и возвращения домой. Но он не согласился. Джон Маккейн не мог отступиться от присяги и предать своих товарищей. Он остался в лагере – по собственной воле.

Эти два человека не были слепыми фанатиками войны – каждый из них по-своему сомневался в необходимости ведения боевых действий во Вьетнаме. Для них были важны их товарищи. Им придавала силы мысль о том, что они ставят благополучие других американских военнопленных выше собственного.

Будем надеяться, что вы не окажетесь в лагере для военнопленных, но сейчас мы переживаем период экономического спада – и это время тоже может быть очень нелегким.

Вы молоды и не вы устроили этот кризис. Мы все находимся в одинаково неприятном положении, из-за чего порой забываем о том, какими должны быть и как должны вести себя по отношению к другим людям. Возникает соблазн подумать, не произнося это вслух: «Мне нет никакого дела до других, я должен позаботиться о себе, пока не поздно».