Задолго до того, как они добрались до последнего ящика, реакция группы в целом и Пэйдж в частности была для Трэвиса очевидна. Он никогда не видел столько тревоги и отчаяния, собранных воедино.

— Ну что ж, надо для порядка взглянуть и на последнюю штуковину, — уныло обронила Пэйдж и повела его обратно к лестнице.

На середине пролета, по пути к девятому этажу, переплетение проводов закончилось: дальше шли ничем не загроможденные ступени. На вершине лестницы находилась площадка десять на десять футов, отгороженная слева и справа стенами. Попасть в остальные помещения девятого этажа можно было только через двойные двери в дальнем конце площадки. Они были закрыты, а перед ними, словно часовой на посту, громоздилась не радующая глаз штуковина.

Трэвис увидел выходящие из отверстий в полу тонкие проводки — те самые, которые были подсоединены к подложкам, реагирующим на перепады давления, на нижних этажах: все они, как оказалось, замыкались на стоявшем на площадке устройстве. Потом он увидел и другие сенсорные подложки, просунутые в щели под двойными дверями и тоже подсоединенные проводами к тому же предмету.

Трэвис сразу понял, что это такое, хотя никогда не видел воочию подобных изделий и никак не рассчитывал когда-либо увидеть. То есть в кино, конечно, видел, но полагал, что там они не больно-то похожи на настоящие. Так оно в общем-то и было, но он все равно узнал изделие с первого взгляда. Это был конус высотой со стиральную машину, тускло-зеленого цвета, с нанесенной краской темно-красной звездой. Одна сторона устройства была открыта, обнажая сложное переплетение проводов и плат, к которым были подключены все провода, связанные с индикаторами давления на каждом этаже. Потревожить любую из подложек означало привести устройство в действие.

— У Пилгрима имеются связи, — заметил Трэвис.

— У Пилгрима имеются связи, — подтвердила Пэйдж, а потом добавила: — Ракеты русских вначале не имели такой точности, как наши, и они стремились скомпенсировать этот недостаток за счет увеличения мощности боеголовок. Это боеголовка ракеты СС-18. Во-первых, обогащенный уран. Во-вторых — тритий. Мощность заряда около пяти мегатонн. Вполне достаточно, чтобы обратить в пар все в радиусе двадцати миль отсюда.

— Теперь понимаю, почему это местечко так нервировало ваших ребят, — промолвил Трэвис.

Пэйдж посмотрела на него, и в ее глазах он увидел не подтверждение, а одно лишь опустошение.

— Нет, — сказала она, — не понимаете.

Спустя десять минут Трэвис стоял у открытого окна восьмого этажа, одного из немногих, не занятых снайперами. Остальные сотрудники распределились по зданию, укрепив рубежи обороны, кто у окон, кто у входов на нижнем этаже.

Трэвис смотрел на затягивающий город туман и крыши ближайших домов, вздымавшиеся над ним, словно корабли над поверхностью моря. Внизу виднелись расплывчатые, тусклые пятна уличных фонарей, а кое-где блуждающие огни фар. Доносилось эхо шагов, слышались и голоса, порой звучала английская речь. Ну, конечно, если кто и мог разгуливать по Цюриху в четверть четвертого утра, так это пьяные американские туристы! Постоянное движение, да и то весьма умеренное, наблюдалось только в нескольких милях к западу, на главной улице, пересекавшей реку и уходившей вверх по направлению к северному и южному склонам. Улице Е41, по которой они сюда добирались.

Дыхание стоявшей позади него Пэйдж выдавало ее волнение. Ему вспомнился страх, появившийся в глазах той, первой группы «Тангенса» на Аляске, когда они увидели на почве следы. Это была не трусость, а настоящий, подлинный страх. Страх, охвативший людей, которых не так-то просто напугать.

— Я ведь и вправду верила, что у нас есть шанс, — грустно заметила Пэйдж. — Надеялась, письмена расскажут нам, что надо делать, и тогда, как бы ни было трудно, мы сделаем все, что потребуется. У меня и в мыслях не было, что, обретя возможность читать надписи, мы останемся где и были — на нуле.

Ее взгляд настороженно обежал панораму города, словно там в любой миг мог разразиться Ад. Возможно, так оно и было.

— Признаться, я просто не знаю, что теперь делать, — сказала она. — Это была наша единственная надежда. Конечно, мы можем убраться отсюда, да только какая разница? Если Пилгрим добьется своего, безопасных мест не будет нигде, а оставаясь здесь, мы можем по крайней мере убеждать себя в том, что хоть что-то делаем. Хотя на самом деле это не так. В доме сорок два снайпера, но они не смогут задержать Пилгрима даже на минуту. Пока «Шепот» с ним, он всегда будет знать, что делать.

Пэйдж умолкла, и долгое время тишину нарушали лишь звуки ночного Цюриха.

— Расскажите мне, что все-таки может быть еще хуже, чем тот ядерный заряд наверху, — нарушил молчание Трэвис.

Она взглянула на него чуть ли не с облегчением: похоже, ее радовала любая возможность хоть ненадолго отвлечься от мыслей о неизбежном конце.

— Мы не думаем, будто ядерный заряд — это единственный элемент защитной системы сооружения, — сказала она. — Мы даже не считаем его главным.

Трэвис молчал, ожидая продолжения.