Его кормили, и никто не просил у него денег, а когда он предлагал их, все как один отказывались.

На седьмой день его подвезли к бару и сказали «комната четыре». Он вошел в заполненное пьющими людьми заведение, прошел через тонувший в сумерках и клубах табачного дыма зал, нашел дверь с цифрой «4» на табличке и открыл ее. За ней оказался Стронский.

– Друг мой, как хорошо, что вы живы! На вас открыта настоящая охота.

– А вам известно, кто на меня охотится?

– Могущественный враг, кто бы он ни был. Измайловские пользуются большими привилегиями со стороны государства и в значительной степени контролируют полицейский аппарат. Вы никогда не знаете, кто из полицейских – ваш друг, честный, порядочный парень, а кто – ставленник измайловских, который тут же позвонит киллерам и направит их по вашему следу. Наша главная задача – вытащить вас отсюда. Поэтому вас и перевозят с места на место в ожидании, когда у охотников притупится нюх и потеряет остроту зрение.

Свэггер понимающе кивнул:

– Хорошая стратегия.

– А сейчас нужно идти. Сегодня вы отдохнете, а завтра вас спрячут в трейлер, отправляющийся далеко на северо-запад от Москвы. Это будет долгое путешествие, друг мой, свыше тысячи километров. Потом вас переправят через финскую границу – у меня и там имеются друзья. Вы окажетесь в Финляндии, потом в Швеции, фактически дома, и будете с теплотой вспоминать матушку-Россию.

– Нет, – сказал Свэггер.

– Нет? Что такое, черт возьми! Если вы из-за денег, вам ничего не придется платить. Это бизнес. Я помогаю вам, и сколько бы мне это ни стоило в краткосрочной перспективе, люди узнают, что Стронскому можно доверять и на него можно положиться. Это моя долгосрочная перспектива. Я привел вас на Лубянку, я вытащу вас из России. Все будут говорить: обратитесь к Стронскому, и вы будете иметь то, что вам нужно. Этому человеку можно доверять. Для моего бизнеса это деньги, хранящиеся в банке.

– Я еще не закончил здесь свои дела. Мне нужно уточнить последнюю деталь, и до тех пор я не уеду отсюда.

– Свэггер, вы сошли с ума? Эти измайловские ребята готовы убить вас. Успокоятся они еще не скоро. Рано или поздно кто-нибудь увидит вас, позвонит им, и ваша песенка спета. Для них не имеет значения, где находится их жертва – в шикарном ресторане, парке, детском доме. Они придут, и вы будете лежать на полу, истекая кровью. Вам это нужно?

– Мне это не нужно, но я не могу уехать, не доведя дело до конца.

– Черт возьми, Свэггер, нельзя быть таким упрямцем.

– Мне нужно еще раз побывать на Лубянке.

– Боже правый! Именно там они вас и ждут в первую очередь. Вы будете стотысячным человеком, убитым там, но первым снайпером. Вы хотите открыть этот счет?

– Разумеется, нет. Но я не имею в виду, что пойду туда сам. Туда пойдет мой представитель. После того как он проверит кое-что, я уеду отсюда.

На лице Стронского было написано разочарование.

– Свэггер, возвращайтесь домой. Доверьте это дело мне. Я все узнаю и сообщу вам. Едва ли это стоит жизни.

– Нет. Я должен проинструктировать человека, который отправится туда. Мне нужно поговорить с ним, задать ему ряд вопросов, чтобы быть уверенным в нем, чтобы у меня не было никаких сомнений. На эту роль подходит только один человек. Это вы, Стронский.

– Бог мой, вы хотите, чтобы и я лишился жизни из-за того, что произошло пятьдесят лет назад?! Это просто какое-то безумие!

– Я должен доверять этому человеку. Я доверяю Стронскому. Мы встретимся с вами в каком-нибудь безопасном месте в Москве и все обсудим.

Боб действительно доверял Стронскому. Кроме того, уже в достаточной степени зная этого человека, он чувствовал, что его лицо может сказать ему больше, нежели лицо незнакомца.

– Деньги. Вы помните, какую цену заламывает это дерьмо? И это еще после торговли…

– Это меня не волнует.

– Никогда не думал, что когда-нибудь встречу человека, которого не волнуют деньги.

– Может быть, это обойдется не так дорого. На этот раз вы будете один, и не в большом зале, а в другой комнате, посвященной контрразведке, расположенной на другом этаже.

– Если я сделаю это, вы уедете домой?

– Я пойду в американское посольство и обращусь к морским пехотинцам. Они с легкостью отправят меня домой. Никакой финской границы. Я слишком стар, чтобы лазить по снегу.

Стронский с сомнением покачал головой.

– Мы встретимся с вами на публике, где-нибудь в районе американского посольства, – сказал Свэггер, – все обсудим, пожмем друг другу руки, и я войду в здание посольства. Они наведут обо мне справки в Соединенных Штатах, ФБР даст добро, и я исчезну отсюда. Такой вариант вас устраивает?

– Почему вы решили, что я сумею сделать это? Я снайпер, а не профессор. Эта ваша Кэти, она толковая и отыщет то, что вам нужно. А я? Предположим, я не смогу найти это.

– Уверен, что сможете.

– Что это такое?

– Во всех службах раз в несколько лет устраиваются проверки. Мне нужно знать, в каких масштабах проверялось советское посольство в Мехико в 1963 году, в особенности помещения, где работали агенты КГБ. Там велась какая-то игра. Микрофоны, установленные по всему зданию, в самых неожиданных местах. Глаз Сталина, борода Ленина, писсуар в мужском туалете… Это здание, как и многие другие по всему миру, являлось гигантским радиопередатчиком, вещавшим двадцать четыре часа в сутки, а целая армия слушателей записывала все это на бумагу и на магнитофонную пленку. Никаких секретов там не было – по крайней мере, когда не использовалась криптография, – и, по всей вероятности, это продолжалось не очень долго. Мне нужно подтверждение того, что ничто из сказанного Освальдом сотрудникам КГБ не носило приватного характера. Другими словами, что все, сказанное им, известно также и другим.