– Qu'e tal, Lolita?

Каждое мгновение щелкали фотоаппараты, и на время короткой вспышки становился виден притаившийся фотограф. Деловитый, суетливый Петреску уже договаривался о пресс-конференции в «Гранаде», несмотря на протесты Фонтена, падающего с ног от усталости.

– Только пять минут, мэтр… Мануэль Лопес нас отвести на машине… Он будет переводить.

Овидий казался раздраженным и даже позволил себе упреки:

– Лолита? Мэтр, мэтр, вам не надо беспокоиться больше Лолита, у нее тут мужчины, который о ней беспокоиться.

От этих слов на душе у Фонтена стало тревожно. Молодой секретарь посольства передал несколько сообщений, приглашение на обед и на ужин, и то и другое на завтрашний день, а это было воскресенье. Фонтен сказал, что надо бы устроить выходной день, и попросил представителя посольства перенести первый прием на вечер понедельника.

– Ах, мэтр, мэтр, – вздохнул Овидий. – Я знать, что это за выходной.

В машине Мануэль Лопес, который сам был поэтом, принялся читать наизусть Бодлера. «Вот увидишь, в Колумбии больше говорят о поэзии, чем о политике», – еще в самолете говорила ему Лолита. В первый же вечер Фонтен убедился, что так оно и есть.

Он уснул глубоким сном без сновидений, как бывает от усталости. Проснулся он бодрым и отдохнувшим, с гор дул свежий ветер. С улицы раздавался колокольный звон, призывающий на воскресную мессу. Он распахнул ставни, увидел огромную площадь, утренние толпы, берущие приступом трамваи, а над крышами купола высоких гор, словно перечеркнутые фиолетовыми облаками. В его гостиничном номере было две комнаты: спальня с простой мебелью – широкая медная кровать, комод, кресло, и более просторная гостиная с письменным столом и большим диваном. Его первой мыслью было: «Прекрасно. Я смогу принимать Долорес у себя в гостиной, и не будет никакого скандала».

Где была она, compa~nera? Ему захотелось услышать ее голос, и он взглянул на часы. Наверное, уже проснулась. Как бы это выяснить? Он снял телефонную трубку и, когда соединился с коммутатором, спросил, говорит ли кто-нибудь по-французски.

– Franc`es? – переспросил женский голос. – Momento.

К аппарату подошел мужчина. Фонтен спросил, в отеле ли сеньора Долорес Гарсиа и как можно ей позвонить. Он выяснил, что она занимает номер 19, и через секунду услышал ее сонный ласковый голос:

– Qui'en habla?.. [34] О, это ты, Гийом?.. Здравствуй, любовь моя… Да, ты меня разбудил, но это даже хорошо… Мне нравится, что твой голос меня будит… Ты уже готов? No? Я тоже еще нет!.. Я голая. Дай мне немного времени, я приму ванну, разберу чемоданы, оденусь и потом постучу в твою дверь… Слышишь эти колокола, любимый? Bonito, no? Я должна пойти к мессе. Ты пойдешь со мной… Hasta pronto! До скорого.

Час спустя в дверь гостиной осторожно постучали. Гийом пошел открывать и увидел Долорес с покрытыми мантильей волосами. Вид у нее был задорный и шаловливый.

– Можно войти на минутку?

Когда он закрыл дверь, она бросилась ему в объятия.

– Ты великолепен этим утром, – сказала она. – С каждым днем ты моложе на десять лет… Теперь давай подумаем, что будем делать сегодня. Ты свободен?

– Собой владею я, и мир покорен мне. [35] И даже немного больше… Мне удалось этого добиться с большим трудом. Овидиус Назо очень рассердился. Он приготовил для меня целую программу. Он тебя не любит!

– Он полюбил бы меня, если бы я сама этого захотела, – сказала она, показывая белые зубки. – Пусть остерегается! В общем, ты свободен… Итак, mira, Гийом. Вот что я тебе предлагаю. Мы вместе пойдем на мессу. Потом прогуляемся по городу и пообедаем у доньи Марины. Это… como se dice? не совсем ресторан.

– Таверна?

– Да, что-то вроде… Такой испанский ресторанчик, и хозяйка просто очаровательная. Там обедают художники, поэты, тореро… Только не смейся, я запрещаю тебе, тореро тоже поэты… Сегодня вечером здесь, в Боготе, будет коррида mano a mano, только два тореро… Мне вчера вечером сказали, что это два испанца, очень хорошие тореадоры… Я хотела бы сходить туда с тобой. Почему ты морщишься, любимый?

– Не люблю подобные зрелища. Я надеялся провести этот день с тобой, здесь.

– C'omo te quiero! [36] Этой ночью мы будем одни, я тебе обещаю, но я очень хочу пойти на корриду вместе с тобой, как мне хотелось бы играть перед тобой Лорку… Я тебе уже говорила, коррида для меня – это чувственное удовольствие. А после ужина мы будем делать все, что ты хочешь.

Идти по улице рядом с ней было счастьем. Она цеплялась за его руку, изображала танцевальные па, останавливалась перед витринами, рассекала угрюмую толпу женщин монашеского вида, в черных мантильях и юбках. Окна с выпуклыми решетками напоминали Лиму и Севилью. По узким улочкам струился поток автомобилей и пешеходов. Мужчины смотрели на Лолиту. Фонтен удивился, когда в церкви она бросилась на колени на плиточный пол и долго оставалась неподвижна. Когда она поднялась, глаза ее были полны слез. Под конец мессы она еще помолилась в приделе Святой Марии, в золоте и пышных украшениях, а затем потерла о церковную раку ключи, которые вынула из сумки.