Фамилия художника Эуса, упомянутая одним из собеседников, еще больше разогрела любопытство Дениса, и он даже встал с кушетки и примкнул к углу стены, чтобы получше слышать беседу. До его ушей донеслись следующие слова:

— То есть, сомнений, что это подлинник, нет? — спросил Хоман.

— Если бы это была официальная экспертиза, то я бы без колебаний написал, что это подлинник. Редко бывает столько совпадений. Марта сделала графологический анализ и тоже подтвердила, что подпись не подделана.

— Борис, ты понимаешь, что у тебя в руках? Это неизвестный подлинник Эуса!

— Я-то понимаю, да вот, поймет ли это твой друг? Описания подобной картины я не встретил ни в одном каталоге, но мало ли что. Раз этот рисунок вставлен в раму, значит, он когда-то висел на чьей-то стене. Только вот непонятно на чьей…

— Я ему посоветовал сдать картину государству.

— Это ты правильно сделал, а то еще окажется, что она ворованная. Я, кстати, прочитал пару статей о Фарбелене. Оказывается, что во время войны, в угольной шахте возле этого городка, немцы прятали награбленные у имагинерских евреев ценности. А что, если дед твоего друга нашел картину именно там? Это бы объяснило, как она попала на чердак.

— Почему бы и нет? Звучит правдоподобно. Я ему расскажу об этом.

— И пусть он будет осторожен с этой штукой, Альберт. Самый обычный эскиз Эуса стоит порядка пятидесяти тысяч евро, а эскизы, по которым он писал «Демона и ангела», и до полумиллиона могут дойти. А этот эскиз еще и в раме, да с припиской от художника. Я и не знаю, сколько такое может стоить. Пусть он сдаст его государству, так безопаснее всего.

Тальман напрягся еще больше, услышав, что речь заходит о стоимости обсуждаемой картины. Он сам прекрасно знал, сколько стоят картины Леонарда Эуса.

— Значит, Борис, ты полагаешь, что эта картина могла принадлежать какой-нибудь богатой еврейской семье? — почесав подбородок, спросил Хоман.

— Вполне возможно, картина ведь не могла откуда-то с неба свалиться. Пусть с этим разбирается Министерство культуры.

— Ну, спасибо за работу, Борис. С меня причитается.

— Пожалуйста, Альберт. Если твоему другу дадут за эту картину что-нибудь, пусть мне бутылку дорогого вина пошлет. Я заслужил, — засмеялся собеседник Хомана.

— Обязательно. Ну ладно, Борис, еще раз спасибо. Мне сейчас в кабинет нужно зайти, пока.

— Давай, пока.

Разговор на этом закончился, и Хоман, зажав под правую мышку бумажный пакет с картиной, направился в сторону коридора, а его собеседник пошел вниз по лестнице.

— Хоман, привет, — куратора окликнул Денис Тальман.

— А, Денис? Привет. Какими судьбами? — Альберт повернулся к кушетке и увидел знакомое лицо, не раз бывавшее в музее.

— Привет. Я сейчас был у вашего директора, мы опять говорили насчет украденных статуэток.

— Ну, и как? Результаты есть?

— Пока ничего конкретного. Недавно их пытались сдать в металлолом. Я пытаюсь выйти на след грабителей.

— Вот как…

— Хоман, я тут случайно услышал, что ты говорил о какой-то картине Эуса. Можешь поделиться подробностями? Она принадлежит какому-то частному коллекционеру, да?

— Мой знакомый попросил меня проверить подлинность одной картины. У нее есть проблемы с происхождением, вот я ее и взял, чтобы провести экспертизу. Я ему посоветовал сдать ее государству.

— А что показала экспертиза? Это подлинник?

— Очень вероятно, что подлинник.

— А ты можешь дать мне его номер телефона? Если он решит ее продать, я ему сразу найду покупателей. Он за нее хорошие деньги получит.

— Сперва нужно разобраться, кто ее владелец. У нее нет никакого провенанса, так что продать ее законным образом пока нельзя. Да и этот человек не коллекционер.

— Ну, ты мне, все-таки, дай его номер телефона. Пусть он будет иметь меня в виду, когда разберется с провенансом.

— Ты, Денис, вроде больше не занимаешься аукционами?

— Аукцион и галерею я давно закрыл, но иногда выступаю посредником в сделках, наблюдаю за рынком, и так далее. У меня полно связей, так что твоему знакомому я могу быть очень полезен.

— Ну, ладно, дам я тебе номер. Только ты, смотри, не впутай его в какую-нибудь историю, — Хоман посмотрел на Тальмана испытательным взглядом, вынимая из кармана мобильный телефон.

— Обижаешь, Хоман, — брови Тальмана приподнялись, выражая удивление от того, что в его честности усомнились, — у меня все корректно. Не собираюсь же я эту картину красть. А можно я на нее взгляну?