«Вы должны лечь», – просила ее Лира. – «Лихорадка еще не прошла».

Но Кира спешила помочь и больше не могла оставаться в постели.

«Со мной все будет в порядке», – ответила она, хватая свой плащ и набрасывая его на плечи, чтобы защититься от сквозняков. Когда она хотела пойти дальше, то почувствовала руку на своем плече.

«По крайней мере, выпейте это», – попросила Лира, протягивая ей кружку.

Кира посмотрела вниз и выпила красную жидкость.

«Что это?»

«Мое собственное варево», – ответила целительница, улыбнувшись. – «Оно снимет лихорадку и облегчит боль».

Кира сделала долгий глоток, держа кружку двумя руками, эта смесь оказалась густой, ее трудно было глотать. Она скривилась и Лира улыбнулась.

«На вкус как земля», – заметила Кира.

Лира улыбнулась еще шире.

«Оно известно не своим вкусом».

Но Кире уже стало лучше после него, все ее тело тут же согрелось.

«Спасибо», – сказала она. Девушка подошла к Эйдану, наклонилась и поцеловала его в лоб, стараясь не разбудить брата. Затем она развернулась и поспешила выйти из комнаты. Лео последовал за ней.

Кира шла по бесчисленным тусклым коридорам Волиса, освещенным только мерцанием факелом вдоль стен. В этот поздний час только несколько мужчин стояло на страже, остальная часть форта притихла, все крепко спали. Кира поднялась по винтовой каменной лестнице и остановилась перед покоями своего отца, охраняемые стражником. Он посмотрел на девушку, в его глазах читалось нечто вроде благоговения, и Кира спросила себя, как далеко уже распространилась ее история. Он кивнул ей.

«Миледи», – произнес солдат.

Кира кивнула в ответ.

«Мой отец в своих покоях?»

«Он не мог уснуть. Последний раз я видел его, когда он шел в свой кабинет».

Кира поспешила по каменным коридорам, нагибаясь перед низкой конической аркой и спускаясь по винтовой лестнице, пока, наконец, она не добралась до дальнего конца форта. Коридор оканчивался толстой арочной деревянной дверью в библиотеку отца. Кира протянула руку, чтобы открыть дверь, но увидела, что та уже приоткрыта. Девушка остановилась, услышав, что изнутри доносятся напряженные настойчивые голоса.

«Я говорю тебе – это не то, что она видела», – раздался сердитый голос ее отца.

Он был разгорячен, и Кира не стала входить, предполагая, что будет лучше подождать. Она стояла в коридоре, ожидая, пока голоса умолкнут, преисполненная любопытства, думая о том, с кем разговаривает отец и о чем они говорят. Ей было интересно, говорят ли они о ней.

«Если она на самом деле видела дракона», – раздался трескучий голос, который, как тут же узнала Кира, принадлежал Тоносу, самому старому советнику ее отца. – «То для Волиса остается маленькая надежда».

Ее отец что-то пробормотал, но Кира не разобрала, что именно. Затем последовала продолжительная тишина, пока Тонос вздыхал.

«Древние свитки», – произнес Тонос вымученным голосом. – «Рассказывают о восходе драконов. О времени, когда мы все будем раздавлены их пламенем. Не останется ничего, кроме холмов и неба. И если они пришли, то они здесь не без причины».

«Но по какой причине?» – спросил отец Киры. – «Что могло заставить дракона пересечь мир?»

«Возможно, лучший вопрос, Командир, заключается в том, кто мог его ранить?»

Последовала долгая тишина, нарушаемая только потрескиванием огня, пока, в конце концов, Тонос не заговорил снова.

«Подозреваю, что тебя тревожит больше всего вовсе не дракон, не так ли?» – спросил Тонос.

Последовала очередная долгая пауза и, Кира – хотя она и знала, что ей не следует подслушивать – наклонилась вперед, не в силах удержаться, и заглянула в щель. Ее сердце отяжелело, когда она увидела своего отца – он сидел, схватившись за голову руками, задумавшись.

«Да», – сказал отец уставшим голосом. – «Так и есть», – признал он.

Кира недоумевала, о чем они говорят.

«Ты думаешь о пророчестве?» – спросил он. – «О времени ее рождения?»

Кира наклонилась ближе, стук ее сердца раздавался в ушах, она чувствовала, что они говорят о ней, но не понимала, что они имеют в виду.

Ответа не последовало.

«Я был там, Командир», – наконец, произнес Тонос. – «Так же, как и Вы».

Ее отец вздохнул, но не поднял головы.

«Она – Ваша дочь. Не думаете ли Вы, что было бы справедливо рассказать ей о ее рождении, о ее матери? Неужели у нее нет права узнать то, кто она?»