Озорные стихи
вернуться

Ахметова Татьяна Васильевна
Шрифт:

Михаил Лермонтов

ПЕТЕРГОФСКИЙ ПРАЗДНИК

Кипит веселый Петергоф, Толпа по улицам пестреет, Печальный лагерь юнкеров Приметно тихнет и пустеет Туман ложится по холмам, Окрестность сумраком одета — И вот к далеким небесам, Как долгохвостая комета, Летит сигнальная ракета. Волшебно озарился сад, Затейливо, разнообразно; Толпа валит вперед, назад, Толкается, зевает праздно. Узоры радужных огней, Дворец, жемчужные фонтаны Жандармы, белые султаны, Корсеты дам, гербы ливрей, Колеты кирасир мучные, Лядунки, ментики златые, Купчих парчовые платки, Кинжалы, сабли, алебарды, С гнилыми фруктами лотки, Старухи, франты, казаки, Глупцов чиновных бакенбарды Венгерки мелких штукарей, Толпы приезжих иноземцев, Татар, черкесов и армян, Французов тощих, толстых немцев И долговязых англичан — В одну картину все сливалось В аллеях тесных и густых И сверху ярко освещалось Огнями склянок расписных.. Гурьбу товарищей покинув, У моста…….. стоял И каску на глаза надвинув, Как юнкер истинный, мечтал О мягких ляжках, круглых жопках (Не опишу его мундир, Но лишь для ясности и в скобках Скажу, что был он кирасир). Стоит он пасмурный и пьяный, Устал бродить один везде, С досадой глядя на фонтаны, Стоит — и чешет он муде. «Ебена мать! два года в школе, А от роду — смешно сказать — Лет двадцать мне и даже боле; А не могу еще по воле Сидеть в палатке иль гулять! Нет, видишь, гонят, как скотину! Ступай-де в сад, да губ не дуй! На жопу натяни лосину, Сожми муде да стисни хуй! Да осторожен будь дорогой: Не опрокинь с говном лотка! Блядей не щупай, курв но трогай! Мать их распроеби! тоска!» Умолк, поникнув головою. Народ, шумя, толпится вкруг Вот кто-то легкою рукою Его плеча коснулся вдруг; За фалды дернул, тронул каску… Повеса вздрогнул, изумлен: Романа чудную завязку Уж предугадывает он И, слыша вновь прикосновенье, Он обернулся с быстротой, И ухватил… о восхищенье! За титьку женскую рукой. В плаще и в шляпе голубой, Маня улыбкой сладострастной, Пред ним хорошенькая блядь; Вдруг вырвалась, и ну бежать! Он вслед за ней, но труд напрасный! И по дорожкам, по мостам, Легко, как мотылек воздушный, Она кружится здесь и там; То, удаляясь равнодушно, Грозит насмешливым перстом, То дразнит дерзким языком. Вот углубилася в аллею; Все чаще, глубже; он за нею, Схватясь за кончик палаша, Кричит: «Постой, моя душа!» Куда! красавица не слышит, Она все далее бежит: Высоко грудь младая дышит, И шляпка на спине висит. Вдруг оглянулась, оступилась, В траве запуталась густой, И с обнаженною пиздой Стремглав на землю повалилась. А наш повеса тут как тут, Как с неба, хлоп на девку прямо! «Помилуйте! в вас тридцать пуд! Как этак обращаться с дамой! Пустите! что вы? ой!» — «Молчать! Смотрите, лихо как ебать!» Все было тихо. Куст зеленый Склонился мирно над четой. Лежит на бляди наш герой. Вцепился в титьку он зубами, «Да что вы, что вы?» — Ну скорей! «Ах боже мой, какой задорный! Пустите, мне домой пора! Кто вам сказал, что я такая?» — На лбу написано, что блядь! И закатился взор прекрасный, И к томной груди в этот миг Она прижала сладострастно Его угрюмый, красный лик. — Скажи мне, как тебя зовут? — «Маланьей». — Ну, прощай, Малаша. — «Куда ж?» — Да разве киснуть тут? Болтать не любит братья наша; Еще в лесу не ночевал Ни разу я. — «Да разве ж даром?» Повесу обдало как варом, Он молча муде почесал. — Стыдись! — потом он молвил важно: Уже ли я красой продажной Сию минуту обладал? Нет, я не верю! — «Как не веришь? Ах сукин сын! подлец, дурак!» — Ну, тише! Как спущу кулак, Так у меня подол обсерешь! Ты знай: я не балую дур: Когда ебу, то upor amour! Итак, тебе не заплачу я: Но если ты простая блядь, То знай: за честь должна считать Знакомство юнкерского хуя! — И, приосанясь, рыцарь наш, Насупив брови, покосился, Под мышку молча взял палаш, Дал ей пощечину — и скрылся. И ночью, в лагерь возвратясь, В палатке дымной, меж друзьями Он рек, с колен счишая грязь: «Блажен, кто не знаком с блядями! Блажен, кто под вечер в саду Красотку добрую находит, Дружится с ней, интригу сводит — И плюхой платит за пизду!»

Аполлон Григорьев

ПРОЩАНИЕ С ПЕТЕРБУРГОМ

Прощай, холодный и бесстрастный Великолепный град рабов, Казарм, борделей и дворцов, С твоею ночью, гнойно-ясной, С твоей холодностью ужасной К ударам палок и кнутов. С твоею подлой царской службой, С тврим тщеславьем мелочным, С твоей чиновнической жопой, Которой славны, например, И Калайдович, и Лакьер. С твоей претензией — с Европой Идти и в уровень стоять. Будь проклят ты, ебена мать!

Николай Некрасов

Наконец из Кенигсберга Я приблизился к стране, Где не любят Гуттенберга И находят вкус в говне. Выпил русского настою, Услыхал «ебену мать», И пошли передо мною Рожи русские писать.

Анакреон Клубничкин

КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЬ

Спи, мой хуй толстоголовый, Баюшки-баю, Я тебе, семивершковый, Песенку спою. Безобразно и не в меру Еб ты в жизнь свою, Сонькой начал ты карьеру, Баюшки-баю. Помнишь, как она смутилась, Охватил всю страх, Когда в первый раз явился Ты у ней в руках? Но когда всю суть узнала, Голову твою Тихо гладила, ласкала, Баюшки-баю. Расцветал ты понемногу И расцвел, друг мой, Толщиной в телячью ногу, Семь вершков длиной. И впоследствии макушку Так развил свою, Что годился на толкушку, Баюшки-баю. Очень жаль, что не издали Нам закон такой, Что давали тем медали. У кого большой. Мне, наверное, бы дали За плешь на хую. Уж мотались бы медали, Баюшки-баю. Помнишь, девки чуть не в драку Нам давали еть. Как заправишь через сраку — Любо поглядеть. Да, работали на славу Мы в родном краю, Красным девкам на забаву, Баюшки-баю. Как-то раз, видно по злобе, Нас попутал бес. Ты к кухарке нашей Домне В задницу залез. Помнишь, как она орала Во всю мочь свою? И недели три дристала, Баюшки-баю. Знать, от сильного запиху, Иль судил так рок. Получил ты невстаниху, Миленький дружок. А теперь я тихо, чинно Сяду в уголок И тебя, мой друг старинный, Выну из порток. Погляжу я, от страданья Тихо слезы лью, Вспомню все твои деянья, Баюшки-баю. Плешь моя, да ты ли это! Ишь как извелась, Из малинового цвета В сизый облеклась. А муде, краса природы, Вас не узнаю; Знать, прошли младые годы, Баюшки-баю. Но когда навек усну я, И тебя возьмут — Как образчик дивный хуя В Питер отошлют. Скажет там народ столичный, Видя плешь твою: «Экий хуй-то был отличный, Баюшки-баю!»

ДОЧЬ СУЛТАНА

Каждый день в саду гарема, Близь шумящего фонтана Гордым лебедем проходит Дочь великого султана. Каждый день невольник юный Дочь султана здесь встречает, И она, в его объятья Бросившись, в блаженстве тает Каждый день невольник этот, Взяв в охапку дочь султана, С вожделеньем ощущает Гибкость девичьего стана. Каждый день под кипарисом Он ей груди обнажает И к соскам прелестной девы Он устами прилипает. Каждый день султана дочка Резво с пленником играет: Расстегнув его шальвары, Член оттуда вынимает. Каждый день малюткой ручкой Этот член она щекочет И любовные словечки Нежным голосом бормочет. Каждый день в ответ на этот Знак вниманья очень лестный Он, стянув с нее шальвары, Созерцает вид чудесный. Каждый день султана дочка, Вся от страсти замирая, Ляжки в неге раздвигает, Член любовника вставляя. Каждый день любовник пылкий, В этом райском уголочке Наслаждаясь телом девы, Трет пизду султана дочки. Каждый день под ним младая, Извиваясь в неге томной, Яйца пленника младого Ловит ручкою нескромной. Каждый день она в истоме Сладострастной замирает, Когда чувствует, что соку Ей в пизду он напускает. Каждый день султана дочка, Утолив свои желанья, Возвращается к мамаше Вплоть до нового свиданья…

ВАКХАНАЛИЯ

Я помню чудное мгновенье: Она на зов явилась мой, Томима жаждой наслажденья, Палима страстью огневой… Чтоб на алтарь Венеры с нею Усердней жертву приносить, Чтоб ласки сделать горячее, Вино мы дружно стали пить. И вот, когда шестую кружку Мы осушили с ней до дна, Я убедил свою подружку, Чтоб платье сбросила она. Одежда легкая упала К ногам красавицы младой, И обнаженная предстала Венеры жрица предо мной. Вид чудного нагого тела Во мне желанья пробудил, Я сбросил тунику и к делу В томленьи сладком приступил. Схватив красавицу в объятья, Не медля ни мгновенья, стал Нагие прелести ласкать я: Красотку я к себе прижал, Любуясь нежными сосками Упругих молодых грудей, Я мял их жадными перстами… Но я ласкал всего нежней Предмет, которым утоляем Мы похоть сладкую свою, Ту щель, куда мы посылаем В миг сладкий семени струю. Ключом желанья в нас кипели, Терпеть мы дальше не могли И на разубранной постели, Обнявшись, вместе мы легли. И там, желаньем пламенея, Волненье чувствуя в крови, Вкушать мы стали вместе с нею Утехи сладкие любви. Я слабое сопротивленье Моей подружки победил И плоть свою в одно мгновенье В ее влагалище вонзил. И, заключив в объятьи смелом Красотку страстную мою, Ее нагим роскошным телом Стал утолять я страсть мою. Красотка подо мной взыграла И, сладкой похоти полна, Меня любовно обнимала Руками полными она… Чем дальше, гем страстнее стали Движенья наших голых тел, Друг друга жарче мы ласкали, Сильней в нас пыл страстей кипел. С какой-то зверской дикой силой Я перси пышные сжимал И в прелести красотки милой Глубоко член свой погружал. Приятны были эти ласки Моей красавице хмельной, И будто в сладострастной пляске Она свивалась подо мной… Но вот прильнули мы друг к дружке, Миг вожделенный наступил, И в матку жадную подружке Я семени струю впустил… Всю ночь на ложе надушенном Мы резвой тешились игрой: Я был сатиром исступленным, Она — вакханкою хмельной. Едва мы похоть утоляли, Как в нас она рождалась вновь, И с новой силой начинали Мы сладкую игру в любовь…

СВИДАНЬЕ

Говорит мне как-то Петя: «Вы милей мне всех на свете, Я вас пламенно люблю; На коленях вас молю: Если только не хотите Гибели моей — придите Нынче вечером ко мне, Там любовью мы вполне Насладимся, дорогая! Перед нами двери рая, Нас любви утехи ждут, Наслажденья нас зовут!» Искушенье было сильно. Петя так просил умильно, Что пришлось мне уступить, Чтоб его не погубить. Час свиданья приближался, И, едва мой муж умчался В клуб, собралась я тайком На свидание с дружком. Что меня у Пети ждало — Это я, конечно, знала; Оттого костюм на мне Соответствовал вполне Предстоящему свиданью. Так, особое вниманье Обратить решилась я На изящество белья. Вот сорочка: вся обшита Кружевами, грудь открыта, Так что видны и соски. Вот ажурные чулки, Панталоны кружевные, Посредине разрезные (Для Венериных утех Мне оне практичней всех) Я проворно снарядилась И чрез полчаса звонилась У дверей квартиры той, Где живет любезный мой. Он меня с восторгом встретил, Мой наряд сей час заметил, И пикантный мой костюм Отуманил его ум. Ужин ждал нас. Мы засели Рядышком, болтали, пели И бутылки три вина Осушили с ним до дна. Я немного опьянела И желаньем пламенела С милым ложе разделить, Жажду страсти утолить. Петя, также вожделея, Стан мой обнял посильнее И, желанием томим, Жался к прелестям моим. Не было на мне корсета, И плутишка, видя это, Свою выгоду смекнул: Быстро лиф мой расстегнул; Мои груди обнажилисьИ тотчас же очутились В жадных Петиных руках. С вожделением в очах Стал он мять их. Отдавалась Ласкам я и наслаждалась. Петя далее пошел: Он приподнял мой подол И залез мне в панталоны… Не встречая там препоны, Похотливою рукой Стал он щупать клитор мой. Страсти пуще закипели, И, обняв меня, к постели Соблазнитель стал тащить, Чтобы там употребить. Хоть желаньем я горела, Но, однако, не хотела, Чтобы он без боя взял То, чем обладать желал. Я просила, умоляла, Отбивалась и пищала (Если силой нас берут, То всегда вкуснее трут). Так боролась я не мало, Но в конце концов устала, Не могла с ним совладать И свалилась на кровать. Тут подол он мне откинул, Ляжки с силою раздвинул И в отверстие кальсон Жадно всунул руку он. Уничтожив все преграды, Отыскал, что ему надо, Наклонился надо мной И воткнул свой уд большой. Стал работать похотливо. Я ж своих страстей наплыва Не могла уже скрывать: Стала Пете помогать, С наслажденьем поддавая И в блаженстве утопая.. Петя груди мои мял И в уста меня лобзал. Я ж, его лаская тело, Отвечала, как умела, И играла передком С детородным корешком… Так я Петю развлекала, Мужу рожки наставляла. В этот вечер, если счесть, Получил он их штук шесть. Незаметно проходило Время. Час уже пробило, Когда я простилась с ним, Петей миленьким моим.

ПО ГРИБЫ

Как-то в летний день Дуняша В лес пошла, а с ней и Яша, Собирать грибы. Посбирали, да устали И, в тени усевшись, стали Разводить бобы. Балагурить стал тут Яша И заигрывать с Дуняшей: Обнял он ее… Тут — не знаю как случилось — Только Дуня повалилась, Яшка на нее. И рука попала Яши Под подол моей Дуняши (Эко грех какой!). Сарафан у ней посбился, Ноги голые… Взъярился Парень молодой. Дуняшка под ним забилась И совсем уж заголилась, Видно все у ней: Перед страстным взором Яшки Дуни полненькие ляжки Дрыгают сильней. Куст волос меж них чернеет, А под ним, как вишня, рдеет, Вожделенный плод… И рукою сладострастной Ухватив тот плод прекрасный, Яшка его мнет. Палец в щелку запускает, Губки нежные ласкает, Секель шевелит… А красотка молодая, Девство сохранить желая, Рвется и пишит. Но, балуясь похотливо., Яшка страстного порыва Уж сдержать не мог. Из порток он член свой вынул И его красотке вдвинул Прямо между ног. Тут Дуняша застонала: Ей сперва-то больно стало, С непривычки, знать! Но уж хуй проник в пизденку И, пробив девичью пленку, Резво‘стал гулять… Стонет бедная Дуняша, Больно трет пизду ей Яша — Этакий злодей! Но, однако, это тренье Очень скоро вожделенье Возбуждает в ней. Знать, уж Яша постарался, Чтоб ей вкусен показался Сладкий корешок, Что в пизде у ней гуляет И невольно вызывает Сладострастья сок. Дуня Яшу обнимает Страстно, пламенно лобзает, Боль прошла у ней… И, пиздушки не жалея, Трет ее о член сильнее, Поддает страстней… Часто с той поры Дуняша Убегает вмест е с Яшей В лес грибы сбирать. Там, забравшись в глушь лесную, Начинают страсть младую Удовлетворять.