– Я сказал им, что вы можете ночью делать маленькие луны, – объяснил тот, – и принесли такую с собой.

– Если я впущу этот свет в сердце материнского дерева, это повредит кому-нибудь?

Человек спросил Крикунью, а Крикунья потянулась к фонарику. Затем, уже сжимая его в дрожащих руках, она что-то тихо пропела, а потом направила серебряный луч прямо в отверстие, но тут же отшатнулась и отвела его.

– Свет ослепляет их, – перевел Человек.

Джейн уже говорила на ухо Эндеру:

– Звук ее голоса отражается от стен дупла. Когда свет попал внутрь, эхо смодулировало сигнал, изменив характер звука и добавив обертоны. Дерево ответило, используя собственный голос Крикуньи.

– Видеть можешь? – тихо спросил Эндер.

– Стань на колени, поднеси меня поближе, подожди минуту, а потом засовывай голову в отверстие.

Эндер подчинился. Он стоял, чуть покачивая головой, чтобы дать Джейн возможность смотреть под разными углами, слушал, что она говорит. Потом продвинулся чуть глубже, довольно долго неподвижно постоял на коленях, а затем повернулся к остальным.

– Маленькие матери. Там маленькие матери, те, что беременны. Не больше четырех сантиметров в длину. Одна из них как раз сейчас рожает.

– Ты видишь через сережку? – спросила Эла.

Кванда встала на колени рядом с ним, попыталась всмотреться, но ничего не увидела.

– Редкий случай сексуального диморфизма, – заметила она. – Самки достигают зрелости почти сразу после рождения, вынашивают детенышей и умирают. – Она подозвала Человека. – Те малыши, что ползают по стволу, они все братья?

Человек повторил Крикунье вопрос. Жена протянула руку к трещине, сняла со ствола довольно крупного детеныша и пропела несколько слов объяснения.

– Это маленькая жена, – перевел Человек. – Когда она вырастет, присоединится к остальным и станет заботиться о детях.

– Только одна? – удивилась Эла.

Эндер встряхнулся и встал:

– Эта самка стерильна, а если нет, они все равно не позволят ей спариться. Ей нельзя иметь детей.

– Но почему? – спросила Кванда.

– У них нет родового канала, – объяснил Эндер. – Детеныши прогрызают себе путь наружу.

Кванда шепотом прочла молитву.

А у Элы разыгрался азарт исследователя.

– Невероятно! – воскликнула она. – Но если они так малы, как же они спариваются с самцами?

– Естественно, мы относим их к отцам, – рассмеялся Человек. – А как же еще это может происходить? Отцы-то не способны прийти сюда, разве не так?

– Отцы, – пробормотала Кванда. – Так они называют самые уважаемые деревья.

– Правильно, – подхватил Человек. – У отцов пористая кожа. Они выдувают свою пыль на кору и смешивают с соком. Мы относим маленькую мать к тому дереву, которое избрали жены. Она ползает по коре, сок, смешанный с пылью, попадает в ее животик и наполняет ее малышами.

Кванда молча показала пальцем на маленькие шишечки на животе Человека.

– Да, – подтвердил Человек. – Это наши сучья. Брат, удостоенный чести, сажает маленькую мать на один из своих сучьев, и она держится, крепко-крепко, всю дорогу до отца. – Он погладил свой живот. – Это самая большая радость, доступная нам во второй жизни. Мы носили бы маленьких матерей каждую ночь, если бы могли.

Крикунья запела (хоть уши зажимай!), и отверстие в стволе начало затягиваться.

– Все эти самки, все эти маленькие матери, – поинтересовалась Эла, – они разумны?

Этого слова Человек не знал.

– Они в сознании? – спросил Эндер.

– Конечно.

– Он хочет узнать, – объяснила Кванда, – могут ли маленькие матери думать? Понимают ли они речь?

– Они? – переспросил Человек. – Да нет, они не умнее кабр. И лишь ненамного умнее масиос. Они делают только три вещи. Едят, ползают и держатся за наши сучья. А вот те, кто на стволе дерева, сейчас начинают учиться. Я помню, как ползал по коре материнского дерева. Значит, тогда у меня была память. Но я один из немногих, кто помнит так далеко.

Слезы навернулись на глаза Кванды.

– Все эти матери… Они рождаются, совокупляются, дают жизнь и умирают. Такими маленькими. Они даже не успевают понять, что жили.

– М-да, половой диморфизм, доведенный до смешного, – покачала головой Эла. – Матери достигают зрелости в раннем возрасте, отцы – в глубокой старости, а доминирующие самки стерильны. Какая ирония, не правда ли? Они управляют целым племенем, но не могут передать свои гены…

– Эла, – прервала ее Кванда, – а если мы придумаем способ, позволяющий этим несчастным рожать и не быть съеденными? Кесарево сечение. А для детенышей – питательные заменители, высокое содержание белка. Как ты думаешь, может маленькая мать выжить и стать взрослой?