– Но эти, как вы выразились, негодяи не проявляют к ним ни малейшего интереса?

– Пока нет. По крайней мере, видимого.

– Как вы можете это объяснить?

– Никак. Я надеялась, что вы мне это объясните.

– М-да… – Джаич призадумался. – На ваш взгляд, ориентируется этот самый гость – или гости – в ценах на антиквариат?

– Думаю, он прекрасно во всем ориентируется, поскольку поливает краской лишь то, что представляет наибольший интерес.

– Вот как?

Джаич выразительно посмотрел на меня.

– И это не только у Юрико. У других – та же картина.

– У кого это, у других?

– Я имею в виду остальных антикварщиков, которые специализируются на торговле предметами старины с территории бывшего Союза.

– Вы хотите сказать, что к ним в магазины тоже проникает некий Х, чтобы пройтись по товару аэрозольными красителями? – с удивлением уточнил Джаич.

– Ну да, конечно!

– Ко всем антикварщикам Берлина?

– По крайней мере, к тем из них, кто занимается русской культурой. Как я уже только что упомянула.

– А вы говорили об этом Горбанюку?

– Не помню.

Джаич снова задумался.

– И что полиция?

– Господи! Что может сделать полиция? Они стоят на ушах. Злоумышленникам их сигнализация, что детская забава. Такого еще не бывало. Они даже заподозрили, что антикварщикам сообща захотелось поиздеваться над ними.

– М-да…

Версия Джаича с участием в деле отца Юрико, если я правильно уловил логику задаваемых им вопросов, – имелась ли в его вопросах вообще какая-либо логика? – начинала дышать на ладан.

– Расскажите, пожалуйста, по подробнее о тех вещах, которыми торгует ваш сын.

– Что значит, по подробнее? Описать каждый предмет? Он ведь торгует всем, чем придется! Но конек, разумеется, это русский фарфор. Наша коллекция фарфора – лучшая в Берлине.

– Кто является вашим поставщиком?

Фрау Сосланд тут же насторожилась.

– У нас целый ряд поставщиков. Почему это вас интересует?

– Меня интересует все, что может пролить хотя бы какой-то свет на события.

– Наши поставщики не имеют к этому ровным счетом никакого отношения. Уверяю вас. И давайте сменим пластинку.

– А ваш бывший супруг что-то смыслит в антиквариате? – Джаич сделал робкую попытку вернуться на проторенную тропинку.

– Нет, только в лекарствах.

– Существует такая вещь, как антикварные лекарства?

Она загоготала.

– Я имею в виду, что, кроме лекарств, он вообще больше ни в чем не смыслит.

– Понятно.

На Джаича было жалко смотреть.

– А почему вы все-таки решили, что вашему сыну угрожает опасность? – протянул я ему руку помощи. Хотя он решительно этого не заслуживал.

– Господи! Я ведь уже сказала, что чувствую. И потом я вижу, что он очень напуган. Хотя он запрещает мне вмешиваться в это дело, но я стараюсь подслушать все, что только возможно. Недавно к нему в лавку приходил Жопес, и они встревожено шептались у Юрико в кабинете. Я, конечно, почти ничего не разобрала, но готова поклясться, что дело принимает угрожающий оборот.

– А кто такой этот Жопес?

– Один из антикварщиков. Его лавка расположена по соседству.

– Жопес – это его фамилия?

– Прозвище, конечно. Фамилия – Тухер. Эрнест Тухер. Но все знакомые, даже некоторые клиенты, называют его Жопесом.

– И что же вам удалось понять из их разговора?

– Почти ничего. Они ведь шептались. Разве только…

– Да?

– Мне показалось, что нечто подобное уже происходило в Париже.

– Когда?

– Видимо, не так давно. Там то же самое происходило с антиквариатом, и сигнализация бездействовала.

– А еще что-нибудь вам удалось услышать? Тогда или в другой раз?

– Нет.

– Не густо… А мы могли бы побеседовать с ними? Я имею в виду Жопеса и Юрико.

– Вы хотите, чтобы сын сожрал меня заживо? Он же категорически запретил мне совать нос в это дело. Я ведь уже говорила.

– Но это не его, а ваше общее дело. Лавка-то принадлежит обоим.

– Неважно! Сейчас он сам там управляется. И он настаивает, чтобы я не совала куда не надо свой длинный нос.

– Это, конечно, усложняет дело.

– А я вам потому и плачу… Послушайте, вы должны сохранить мне сына. Если вы этого не сделаете, я затаскаю вас по судам, я буду являться к вам во сне, я прокляну вас, и на ваши головы падут десять казней египетских, я… – Она запнулась и вновь принялась хлюпать носом. – Он – единственное близкое мне существо, – добавила она. – Моя кровинушка…