Русско-еврейский Берлин (1920—1941)

Предлагаемая вниманию читателей монография посвящена жизни российских евреев-эмигрантов в Берлине в период между двумя мировыми войнами. В работе рассказывается о социальной структуре и правовом статусе «русских евреев» в Берлине, об их повседневной жизни, взаимоотношениях с немецкими евреями, о деятельности различных благотворительных и профессиональных организаций (прежде всего – Союза русских евреев в Германии и Союза русской присяжной адвокатуры) в процессе адаптации эмигрантов к новым реалиям. Конечно, говоря об эмигрантах, нельзя обойти вопросы политики, идейных споров и дискуссий на темы недавней истории, в особенности русской революции, участия в ней евреев и ее воздействия на судьбы российского еврейства. В книге рассматривается также еврейский аспект культуры русского Берлина, ставшего в начале 1920-х годов «столицей» русской эмиграции. Отдельные главы посвящены жизни русских евреев при нацистском режиме (1933—1941), а также процессу реэмиграции в другие страны, преимущественно в США. Монография основана в значительной степени на материалах из архивов России, Германии и США. Книга адресована не только специалистам, но и всем читателям, интересующимся историей российского еврейства, историей русской эмиграции и культуры.
Введение
ФЕНОМЕН
РУССКО-ЕВРЕЙСКОГО БЕРЛИНА
Литературный критик и мемуарист Александр Бахрах оставил яркий портрет Берлина начала 1920-х годов:
Странный это был город, неповторимый, и едва ли гофмановское перо способно было бы с достаточной убедительностью передать «несуразность» Берлина начала двадцатых годов нашего века. В нем смешивалось многое – еще не зарубцевавшаяся горечь поражения, крушение всех недавних кумиров и то странное – тогда еще, собственно, Европе неведомое – явление, которое ученые финансисты именуют «инфляцией» и которое было не только экономическим или социальным, но в еще большей степени психологическим феноменом.
И рядом с этим куда-то (теперь мы знаем, в какие бездны) проваливающимся Берлином, в котором старый быт еще как будто внешне сохранялся и улицы были по-старому «причесаны», был еще другой город, страшноватый в его внутренней обнаженности и опустошенности. На таком фоне возник, преимущественно в западных кварталах германской столицы – с точки зрения местных жителей, как-то «ни с того ни с сего» – как бы «город в городе», русский Берлин. Сколько жителей он насчитывал, едва ли может быть точно установлено; во всяком случае, количество их выражалось тогда не то пяти-, не то шестизначными цифрами. Жители этого «города в городе» очень громко разговаривали на улицах на чуждом берлинцам языке, как будто вражеском, но и не совсем уже вражеском, тем более что «ам слав» – «славянская душа» – сразу же давала себя почувствовать. Здесь эти пришельцы, отнюдь не сливающиеся с общим пейзажем города, постепенно оседали, наивно думая, что круг их кочевой жизни этим завершился 1 .
1
Бахрах А.В. Андрей Белый // Бахрах А.В. Бунин в халате; По памяти, по записям. М.: Вагриус, 2006. С. 232.
Кроме «славянских душ», о которых писал Бахрах, в этом странном, уютном и страшном городе появилось немало душ еврейских – в том числе русско-еврейских, к которым относился и сам автор цитированного выше фрагмента. Число жителей русского Берлина ныне установлено (хотя скорее приблизительно, чем точно) историками эмиграции: на пике «русского присутствия» в 1923 году оно достигало 360 тысяч человек. Из них значительную часть – по нашим оценкам, около четверти – составляли евреи, выходцы из бывшей Российской империи 2 . О русском Берлине 1920 – 1930-х годов написано множество мемуаров и немало исследований. Автор практически любого «берлинского текста» отмечает еврейскую составляющую российской эмигрантской колонии. Марк Шагал говорил о Берлине 1920-х годов:
2
Подробнее мы рассматриваем этот вопрос в первой главе настоящего исследования.
После войны Берлин стал чем-то вроде караван-сарая, где встречались все путешествующие между Москвой и западом… В квартирах на Bayrischer Platz было столько же самоваров, теософических и толстовских графинь, сколько бывало в Москве… За всю свою жизнь я не видел столько великолепных раввинов или такого множества конструктивистов, как в Берлине в 1923 году 3 .
По словам историка русского Берлина Карла Шлёгеля,
русская колония в Берлине не смогла бы функционировать без существенной роли русско-еврейских интеллектуалов, публицистов и предпринимателей. Берлинские годы Симона Дубнова (1922 – 1933) продемонстрировали особенный, неповторимый характер русского еврейства в Берлине, полнее всего выраженный в биографиях С.М. Дубнова и Я.Л. Тейтеля 4 .
3
Цит. по: Боулт Дж. Бегство в Берлин: Иван Пуни в эмиграции // Русский Берлин, 1920 – 1945. М.: Русский путь, 2006. С. 224.
4
Шлегель К. Русский Берлин: попытка подхода // Русский Берлин, 1920-1945. С. 17.
Наша работа и является попыткой исследования «неповторимого характера» русского еврейства в Берлине. Прежде всего следует определиться с понятием русского еврейства, которое будет часто употребляться на страницах нашей книги. Это словосочетание в нашем исследовании обозначает, во-первых, всех евреев – выходцев из бывшей Российской империи, покинувших по тем или иным причинам свою родину; во-вторых, собственно «русское еврейство» – феномен, возникший во второй половине XIX века. Предметом нашего исследования является преимущественно вторая, небольшая по численности, но весьма влиятельная группа.
Напомним, что евреи «переехали» в Россию в результате разделов Польши в конце XVIII века. Вплоть до Февральской революции 1917 года евреи были ограничены в правах, в том числе в выборе места жительства. Они должны были жить в пределах Черты еврейской оседлости. Российская власть стремилась в конечном счете к эмансипации евреев, к интеграции их в российское общество. Это вполне соответствовало идее «регулярного государства». Вопрос был лишь в мерах и сроках. Меры поощрительные (например, разрешение «полезным» категориям евреев жить за пределами Черты оседлости, облегчение доступа к общему среднему и высшему образованию и даже выделение субсидий для этого) и ограничительные (запрещение ношения традиционной одежды или же выселение из сельской местности) чередовались или даже сочетались в одних и тех же законодательных актах 5 .
5
Подробнее об истории евреев в России см. обобщающие работы: Гессен Ю.И. История еврейского народа в России. Л., 1925 – 1927. Т. 1 – 2; Книга о русском еврействе: От 1860-х годов до революции 1917 г. Нью-Йорк, 1960; Очерк истории еврейского народа / Ред. проф. Ш. Эттингер. Иерусалим, 1990. Т. II; Baron S. The Russian Jew Under Tsars and Soviets. 2nd ed. New York, 1976; L"owe H. – D. The Tsars and the Jews: Reform, Reaction and Anti-Semitism in Imperial Russia, 1772 – 1917. Chur, 1993; Gitelman Z. A Century of Ambivalence: The Jews of Russia and the Soviet Union, 1881 to the present. 2nd ed. Bloomington, 2001, а также монографии, в которых рассматриваются основные проблемы истории евреев в России и отношение российского государства и общества к ним (в хронологической последовательности): Klier J.D. Russia Gathers her Jews: The Origins of the «Jewish Question» in Russia 1772 – 1825. DeKalb, 1986 (рус. пер. дополненного и переработанного варианта этой книги: Клиер Дж.Д. Россия собирает своих евреев: Происхождение еврейского вопроса в России: 1772 – 1825. М.; Иерусалим, 2000); Idem. Imperial Russia’s Jewish Question, 1855 – 1881. Cambridge, 1995. Stanislawski M. Tsar Nicholas I and the Jews. The Transformation of Jewish Society in Russia. 1825 – 1855. Philadelphia, 1983; Rogger H. Jewish Policies and Right-Wing Politics in Imperial Russia. Berkeley; Los Angeles, 1986; Nathans B. Beyond the Pale: The Jewish Encounter with Late Imperial Russia. Berkelеy; Los Angeles; L, 2002. См. также: Будницкий О.В. Российские евреи между красными и белыми (1917 – 1920). М., 2005. С. 13 – 92. Перечень носит далеко не исчерпывающий характер.
В отличие от своих довольно быстро эмансипирующихся (начиная с эпохи Великой французской революции) западноевропейских собратьев, российские евреи едва ли не на протяжении столетия оставались общественной группой, «отличавшейся от коренного населения религией и собственными общинными институтами и выполнявшей специфические экономические функции вне рамок господствующих корпораций и гильдий» 6 . Собственно, о «русском еврействе» можно говорить лишь начиная с 70-х годов XIX века; до этого времени евреи Российской империи оставались скорее «польскими евреями».
6
Ципперштейн С. Евреи Одессы: История культуры. 1794 – 1881. М.; Иерусалим, 1995. С. 15.
Впрочем, и само польское еврейство, ставшее российским, не было единым. По словам израильского историка М. Минца, «российское еврейство, как единое целое, существовало только в фантазиях еврейских общественных деятелей Петербурга и Одессы… Однако на самом деле российское еврейство не существовало как единое целое. Украинские, белорусские, литовские, польские и бессарабские 7 евреи являлись отдельными общинами, а не расплывчатым географическим или региональным понятием» 8 . Впервые словосочетание «русские евреи», по наблюдению Б. Натанса, было употреблено в 1856 году в докладе министра внутренних дел 9 . По мнению Н.В. Юхневой, в докладе министра речь шла обо всех евреях – российских подданных; впервые же термин «русские евреи», подразумевая обрусевших или во всяком случае подвергшихся заметному влиянию русской культуры евреев, употребил И.Г. Оршанский применительно к «таврическим евреям» в книге «Евреи в России: Очерки экономического и общественного быта русских евреев» 10 .
7
Бессарабия вошла в состав России в 1812 году.
8
Минц М. Национальные движения евреев и других меньшинств в национальных государствах // Вестник Еврейского университета. 2001. № 5 (23). С. 202.
9
Натанс Б. За Чертой: евреи, русские и «еврейский вопрос» в Петербурге (1855 – 1880) // Вестник Еврейского университета в Москве. 1994. № 2 (6). С. 28, прим. 1.
10
Юхнева Н.В. Русские евреи как новый субэтнос // Ab Imperio. 2003. № 4. С. 481 – 482; Оршанский И.Г. Евреи в России: Очерки экономического и общественного быта русских евреев. СПб., 1877. С. 183.
Эпоха «великих реформ» Александра II создала возможности «прорыва» евреев за пределы Черты оседлости и положила начало, в известном смысле, «русификации» части еврейства, причем в отличие от предыдущего царствования этот все более ускорявшийся процесс был добровольным. «Право жительства» за пределами Черты получили сначала купцы 1-й гильдии (1859), затем лица с высшим образованием, с учеными степенями кандидата, магистра, доктора (прежде всего медицины) (27 ноября 1861 года); в 1865 – 1867 годах закон был распространен на евреев-врачей, не имеющих ученой степени, в 1872-м – на выпускников Санкт-Петербургского Технологического института. Наконец, в 1879-м право жить за Чертой получили все, окончившие курс в высших учебных заведениях, а также аптекарские помощники, дантисты, фельдшеры, повивальные бабки и изучающие фармацевтику, фельдшерское и повивальное искусство. 28 июня 1865 года такое же право получили ремесленники, а 25 июня 1867-го – отставные николаевские солдаты. Евреи получили также право поступать на государственную службу, участвовать в городском 11 и земском самоуправлении и новых судах.
11
Однако по Городовому положению 1870 года даже в городах с преобладающим еврейским населением евреи не могли составлять более трети гласных городской думы и не могли избираться городскими головами.