– Для этого у тебя есть я. – Майк улыбнулся, хотя чувствовал себя на десять лет старше, чем до того, как вошел в этот дом. – И я никуда не денусь. Даже если ты и дальше будешь готовить отвратительнейшую мясную запеканку.

Мэг тоже улыбнулась, и настроение у нее сразу же изменилось. Будто кто-то сунул руку ей в голову и щелкнул переключателем.

– Но мне нравится моя мясная запеканка.

– Да, знаю. – Майк сунул руку в карман в поисках своих ключей. – Тебе нравится стариковская еда. – Мэг готовила так же, как готовила когда-то их бабушка. Наверное, точно так же готовили в домах для престарелых.

– Ты злюка! И плохо влияешь на Трэвиса. – Мэг рассмеялась, скрестив руки на груди. – Но ты всегда умеешь меня развеселить.

– Спокойной ночи, – сказал Майк, шагнув к двери.

Ночной воздух холодил лицо и шею, и он сделал глубокий вдох и медленный выдох, направляясь к своему грузовику. Майк всегда умел заставить сестру развеселиться, и ей становилось легче. Всегда. Зато ему потом было гадко. У Мэг часто случались припадки, но потом, когда все заканчивалось, она чувствовала себя прекрасно. Никогда, кажется, не замечала ни битой посуды, ни разгромленной мебели – всего того, что оставляла в результате непредсказуемого приступа дурного настроения.

Майк отсутствовал почти двенадцать лет и почти забыл, как выглядят перепады ее настроения. Иногда ему казалось, что зря он сюда вернулся.

Сидя за письменным столом, Мэдди взяла бутылку диетической колы и отвинтила крышечку. Сделала затяжной глоток и вернула крышечку на место. Сегодня утром, стоило ей только открыть глаза, она поняла, с чего должна начинаться ее книга. Раньше она всегда начинала каждую книгу с леденящих фактов прошлого.

На сей раз она села за стол и написала:

«– Обещаю, Бэби, что теперь все будет по-другому. – Элис Джонс взглянула на малышку-дочь, затем снова перевела задумчивый взгляд на дорогу. – Малышка, ты полюбишь Трули. Это маленький рай на земле, и будь я проклята, но давно пришла пора, чтобы Иисус кинул нам кусок получше.

Бэби ничего не ответила. Все это она уже слышала. Радостное волнение в голосе матери и обещание лучшей жизни. Но единственное, что менялось, – так это их адреса.

Бэби хотела верить маме – как всегда. Правда, хотела. Но ей только что исполнилось пять. Достаточно, чтобы понять: у них ничего не меняется к лучшему. И никогда не менялось.

– Мы будем жить в чудесном домике-трейлере, – сообщила мать, глядя в ветровое стекло автомобиля, за которым стремительно мелькали сосны.

Трейлер? Она, Бэби, никогда не жила в обычном доме.

– А во дворе будут качели, – продолжала мать.

Качели? У нее никогда не было качелей. Она посмотрела на мать. Солнечные лучи играли в ее светлых волосах. Мама казалась ей ангелом на рождественской открытке. Она могла бы стоять на макушке рождественской елки. И Бэби решила поверить маме. Разрешила себе поверить в мечту о земном рае. Разрешила себе поверить в лучшую жизнь, и целых пять месяцев дело шло на лад – вплоть до того вечера, когда пули тридцать восьмого калибра, выпущенные обезумевшей от ревности женой, понаделали дыр в молодом теле Элис Джонс и превратили мечту в кошмар».

Резко оттолкнув стул, Мэдди встала. Подняла руки над головой, потянулась, и рукава хлопчатобумажной пижамы соскользнули к локтям. Уже перевалило за полдень, а она еще не принимала душ. Ее подруга Клер каждый день садилась писать лишь после того, как принимала душ и накладывала макияж. Не то, что она, Мэдди. Разумеется, это означало, что время от времени посыльный из «Федерал Экспресс» заставал ее врасплох. Но ей в общем-то наплевать.

Забравшись под душ, Мэдди стала обдумывать планы на этот день. У нее был список имен и адресов людей, так или иначе причастных к делу. Первым в списке значился визит в аптеку сети «Райт Драг», где работала Карлин Доусон. Карлин была официанткой в «Хеннесси» одновременно с Элис Джонс. И Мэдди хотела расспросить эту женщину. Она предпочла встретиться с ней, а не расспрашивать по телефону.

Приняв душ, Мэдди увлажнила кожу миндальным кремом и надела облегающее черное платье, которое завязывалось сбоку, на талии. Зачесала назад черные волосы, нанесла на ресницы немного туши и накрасила губы темно-красной помадой. Надела красные сандалии и сунула блокнот в тонкий кожаный портфель. Она вовсе не собиралась пользоваться тем, что лежало в портфеле. Портфель был ей нужен, чтобы произвести правильное впечатление.

Аптека находилась в нескольких кварталах от Мэйн-стрит, рядом с «Парикмахерской Хелен». Горшки с геранью и желтые тенты оживляли фасад яркими цветовыми пятнами. Внутри аптека была набита всякой всячиной – от аспирина и пластырей до деревянных скульптур лося, кабана и медведя, которые вырезал кто-то из местных жителей. У продавца за стойкой Мэдди поинтересовалась, где можно найти Карлин, и ей указали на отдел с пищевыми товарами.

– Вы Карлин Доусон? – спросила она у невысокой женщины в белой блузе и фартуке в красную и синюю полоску.

Женщина склонилась над тележкой с пакетиками леденцов и коробками с низкокалорийным попкорном. Услышав вопрос Мэдди, она выпрямилась и взглянула на нее сквозь бифокальные очки.

– Да, – кивнула она.

– Здравствуйте. Меня зовут Маделин Дюпре, и я писательница. – Мэдди подала Карлин визитную карточку. – Надеюсь, вы уделите мне несколько минут.

– У меня сейчас не перерыв.