Индия кивнула, не зная, что сказать.

– Чуть позже маркиз поведал мне, что они с супругой обдумывали продажу фамильных ценностей, с тем чтобы оплатить дебютный бальный сезон их дочери и дать за ней недурное приданое… – Ювелир умолк, деликатно кашлянув.

– То есть… для меня? – одними губами прошептала Индия.

– Однако тому, что твои родители не продали ценности господину Фартингейлу, была веская причина, – улыбнулся Торн.

Мистер Фартингейл вновь поклонился:

– Полагаю, рано или поздно ваши родители уступили бы мне бриллианты, однако они решили сперва посоветоваться с дочерью – то есть с вами, леди Ксенобия…

У Индии голова шла кругом… она ощущала невиданное облегчение. Как это было приятно… как странно!..

– Я так рада это слышать, – сказала она ювелиру, силясь усмирить дрожь в руках.

– Но если вы когда-нибудь решите продать ваши бриллианты… – начал было Фартингейл, однако прежде, чем Индия успела вымолвить хоть слово, Торн решительно отрезал:

– Никогда! Этому не бывать!

Теперь эти драгоценности были не только ниточкой, связывающей ее с покойными родителями, они символизировали все то, что Торн подарил ей… и все то, чем ради нее едва не поплатился.

…А ночью, после того как они долго и страстно любили друг друга, Индия свернулась калачиком и прильнула к боку Торна, глядя в темноту и вспоминая родителей…

Она помнила, как мать закидывала за спину роскошные волосы, помнила ее гортанный веселый смех. Помнила она и отца, который не был джентльменом в полном смысле этого слова и с управлением поместьем справлялся из рук вон плохо… зато часами просиживал с дочкой, помогая ей складывать мозаику из разноцветных стеклышек. Именно он обучил ее искусству превращать любую комнату в маленькое чудо.

Индия помнила даже, как мать, смеясь, говорила ей: «Я знала, что ты справишься, крошка!» – когда маленькая Индия сообщала родителям, что поймала цыпленка на ужин или приготовила грибной суп.

Именно эта материнская вера заставила девочку научиться самой печь хлеб, штукатурить стены, полировать столовое серебро…

Тени родителей маячили за спиной, когда Индия отделывала бесчисленные поместья, творя уют и красоту… и она ни разу их не поблагодарила! Да что там, она даже не осознавала этого!..

И Торн вернул Ксенобии родителей. Да, они были необычными, странными… и все же они любили ее.

Следующим вечером господам Бинку, Дюссо и Джорди выпала величайшая честь обедать в резиденции герцога Вилльерза и его супруги, которые были сердечно благодарны им за спасение жизни старшего сына.

Помимо герцогской четы, за столом присутствовал и будущий герцог Пиндар, лорд Броуди. Новость о несчастье, случившемся с Торном, в одночасье облетела весь Лондон, и Вэндер счел своим долгом приехать. Объяснил он это следующим образом: «Я всегда знал, что у Торна каменная башка, но хотел убедиться в этом воочию».

Присутствие за столом стольких знатных особ начисто лишило бедного Джорди дара речи – но вот дворецкий, сжалившись над друзьями, велел подать на стол кружки с добрым элем.

Торн ухмылялся, глядя, как отец надменно отверг напиток – и на то, как мачеха с явным удовольствием прихлебывала из кружки пенное варево. Он улыбался, глядя на ближайшего своего друга, с истинно герцогским достоинством признавшего свое поражение. Торн с обожанием смотрел на женщину, что вскоре станет его женой…

Незадолго до застолья архиепископ нехотя предоставил Торну еще одно разрешение на брак – на сей раз в нем черным по белому значилось: «Мистеру Тобиасу Дотри, намеревающемуся сочетаться брачными узами с леди Ксенобией Индией Сент-Клер».

Они поженятся завтра утром, на церемонии будут присутствовать герцог и герцогиня Вилльерз и трое бывших «жаворонков». А Эвандер Броуди, наследник герцога Пиндара, будет шафером – хотя сейчас он, смеясь, предлагает Индии воспользоваться последним шансом и все-таки стать герцогиней Пиндар…

– Никогда! – рычал Торн, прижимая к сердцу свою любимую совсем не аристократическим жестом и целуя ее в шею, на которой сверкала алмазная россыпь… Фамильные драгоценности Индии были отреставрированы и вычищены в мастерских мистера Фартингейла.

– Эти камушки жалко выглядели, когда Бинк выудил их из реки, – говорил Дюссо герцогу Вилльерзу. – Теперь, когда они вычищены, их и признать трудно!

Дюссо довольно ухмылялся. Расплылись в улыбке и Бинк, и Джорди. Они вновь нырнули в Темзу и вышли из этой борьбы победителями!

Торн чувствовал то же: река едва не прикончила его, зато вернула ему Индию, а за это он и жизни бы не пожалел! Ведь не будь он «жаворонком» в детстве, он никогда бы не стал тем мужчиной, которого Индия полюбила…