– Зачем ты прервала этот этюд. В нем были любопытные находки. – Огорчился Мюллер. Нора не ответила, а поцелуем в губы, заставила критика замолчать. Она снова гладила его грудью по лицу, ласкала его плоть и добилась мужского внимания профессора. Мюллер снова застонал и лег на Нору. Он обнял ее и попробовал овладеть ее телом. Но в глазах старика поплыл туман, и ему стало не хватать воздуха:

– Мне плохо. – Прошептал он ели слышно. Нора выскользнула из под любовника и пошла в ванную. Там она намочила полотенце, вернулась и положила влажную махровую ткань на лоб Мюллера. Профессор тяжело дышал и не мог говорить. Нора вышла из спальни, достала из сумочки мобильный телефон и прошлась по кнопкам:

– Саня, ты меня слышишь. Срочно отправляйся на Кожуховскую, заберешь там бабку и немедленно сюда, на Тверскую. Когда будешь подъезжать, позвони. – Распорядившись, она дала отбой и набрала номер Татьяны Петровны.

– Вашему мужу плохо. Через десять минут у вас внизу будет моя машина. Спускайтесь и сюда, на Тверскую.

Покончив со звонками, она прошла в ванную, и быстро оделась. Мюллер продолжал тяжело дышать. Он побледнел, и на его лбу выступили капельки пота. Нора брезгливо оглядела профессора, вышла в гостиную и медленно обошла картины. Картин было восемь, и синеокая красавица уже приблизительно знала цену каждой. Она вынула калькулятор и уселась в кресло. Общая сумма впечатляла. Нора спрятала калькулятор назад в сумку, достала зеркальце, подкрасила губы и откинула голову на спинку. Так она просидела ровно пол часа, пока не зазвонил телефон:

– Ты где? – Спросила она в трубку: – Хорошо, поняла. – Сухо сказала Нора и спрятала мобильный телефон в сумочку. Через пять минут в дверь позвонили. Нора вышла в прихожую. На пороге стояла Татьяна Петровна Голикова. Она не успела переодеться в свои обновки и стала опять похожей на обыкновенную московскую пенсионерку.

– Что с ним? – Взволнованно спросила женщина.

– Не знаю. Что-нибудь с сердцем. Он же ископаемое. – Зло ответила Нора и вышла за дверь.

– Врач скоро будет? – Крикнула вслед Татьяна Петровна.

– Вызовите. Когда приедет, тогда и будет. – Ответила Нора и нажала кнопку лифта.

– Почему же ты не вызвала? – Ничего не понимая, воскликнула женщина.

– Вы его законная жена. А я что скажу. – Возразила синеокая красотка и скрылась в лифте. Татьяна Петровна, охая и причитая, побежала к телефону и долго путалась, объясняя дежурной скорой помощи адрес профессора. Наконец вызов был принят, и женщина, не находя дверь в спальню, заметалась по квартире. Мюллер побледнел еще больше. Губы его начали медленно синеть. Татьяна Петровна кинулась искать по шкафам лекарство. Ей довольно быстро удалось на кухне найти сердечные капли. Она дрожащей рукой побрызгала из пузырька в стакан, налила туда немного воды из чайника и побежала в спальню. Приподняв голову профессора, она влила ему в рот содержимое стакана. Мюллер закашлялся, но лекарство проглотил. Через несколько минут губы у него порозовели, и дыханье стало ровнее. Татьяна Петровна перекрестилась, вытерла ему лицо полотенцем и поцеловала в лоб. Мюллер слабо пошевелил губами, но от слабости ничего не смог сказать Татьяна Петровна вздохнула, вернулась на кухню, взяла чистый стакан и опять накапала капли. На этот раз для себя.

Петр Григорьевич Ерожин уже час сидел в кабинете начальника отдела по борьбе с хищениями культурных ценностей. Полковник Александр Федорович Абашин допрашивал владельца частной картинной галереи Илью Цыганкова и Ерожин получил разрешение присутствовать на допросе. Первые пол часа никаких результатов не дали потому, что задержанный Цыганков плакал.

– Там душно и меня бьют. – Жаловался он, растирая по полному чернявому лицу обильные слезы.

– Да там не сахар. – Легко соглашался Александр Федорович. И добавлял: – Не надо торговать ворованной живописью.

– Там меня домогаются, – продолжал жаловаться задержанный.

– Можете написать жалобу прокурору по надзору. – Спокойно советовал полковник.

– Пока я буду писать, меня уже затрахают. – Предупреждал Цыганков.

– Не надо торговать ворованной живописью. – Слово в слово повторял свою сентенцию полковник Абашин. И так почти сорок минут. Ерожин, как лицо постороннее и допущенное к допросу исключительно из личного расположения начальника отдела, сидел тихо и плач Цыганкова не комментировал.

– Как у вас оказалась картина Марка Шагала «красная герань»? – В который раз спрашивал Абашин.

– Мне ее принес какой-то грузин. – Отвечал Цыганков.

– Как звали грузина? Имя, фамилия, адрес? – Монотонно, без всякого выражения тянул Абашин.

– Я его не знаю. Раньше никогда не видел. Картинка хорошая, я и взял. А теперь меня бьют и домогаются. – Жалобил Цыганков следователя.

– А вы его по печени еще не били? – Наконец, не выдержал Ерожин.

– Не полагается, товарищ подполковник. – Стараясь не улыбнуться, ответил Абашин.

– Мне кажется, пора. – Мрачно заметил Петр Григорьевич: – Пусть его сегодня обработают, а завтра поговорим. Перед смертью все расскажет.

– Это не законно. Я буду писать в прокуратуру. – Заволновался Цыганков, но всхлипывать перестал.

– Пиши, если сможешь. – Усмехнулся Ерожин: – Таких писателей у нас полное кладбище.

Вскоре Цыганков вспомнил и имя, и адрес хозяина картины Шагала. Абашин дал задержанному подписать протокол, и подмигнул Ерожину:

– Теперь жми его по своей красотке. У меня к нему пока все.