– Темные и добрые, – повторила Люба, словно и не слышала мужа. – Я давно заметила, что руки у человека – второе лицо. По ним многое видно. Ты же сыщик, должен понимать…

– Я понимаю… – протянул Глеб и неожиданно добавил: – А баня была хороша!

– Ты это к чему? – Люба смутилась и покраснела.

– Да так, вспомнилось, – мечтательно протянул Глеб и обнял жену за плечи. – Теперь в Москве вдвоем поживем, как в первый год.

– Да я тебя в Москве и не вижу. Сутками в бюро пропадаешь…

– Может, и не будет больше бюро. Пойду работать, как все люди. В восемь уходить, в семь возвращаться.

– Не сможешь без своей работы. Ты у меня чумной.

Люба потрепала мужа по волосам и улеглась на нижнюю полку. Вагон мерно покачивало, и они не заметили, как уснули…

– Подъезжаем. – Проводница приоткрыла дверь и зажгла в купе свет. – Туалет закрою. Санитарная зона через полчаса. Просыпайтесь, голубки.

После лесной тишины Москва оглушала, путала шумной автомобильной каруселью. Глеб пер сквозь толпу огромный рюкзак, а Люба с трудом поспевала за ним с двумя корзинами.

– Машина нужна? – преградил путь усатый частник.

– Сколько?

– Это куда ехать.

– В Чертаново.

– Тыща.

– Спятил?

– Пятьсот.

– Триста.

– Сотенку набрось. Туда в пробках бензина больше нажжешь, – жалобно торговался усач.

– Хрен с тобой.

С трудом пробившись на проезжую часть к обшарпанному «жигуленку», Михеев скинул рюкзак и вздрогнул от перезвона своего мобильного.

– Глеб, вы где? – услышал он в трубке голос Аксенова.

– В частника грузимся. Мы на Ярославке.

– Я же за вами Диму выслал. «Фольксваген», в номере три семерки, – возмутился тесть. – Стойте и ждите.

– Поездка отменяется. Нас встречают, – огорчил Михеев усатого.

– Я из-за вас клиентов потерял, – проворчал тот и побежал назад к вокзалу.

– Что происходит, Глеб? – забеспокоилась Люба.

– Твой папочка за нами транспорт послал.

Он не успел договорить, как рядом с визгом притормозил микроавтобус. Из кабины выскочил коренастый крепыш.

– Ты Михеев? А рыжая – жена?

– Жена, жена, – отозвалась Люба, сгибаясь под тяжестью корзин. Голову она прикрыла платком, но рыжий локон из-под платка выбивался, и Дима его отметил.

– Все точно. Поехали.

– Как ты нас узнал? – спросил Глеб, с трудом проникая в чрево иномарки.

– Иван Вячеславович твой рост описал. Такую дылду за версту видно… Да и масть жены сходится.

Через заднюю дверь Дима в секунду забросил вещи, и вот они уже несутся по Садовому кольцу, вцепившись руками в спинки кресел.

– Ну ты и даешь! – восхищенно выдохнул Михеев, молотя макушкой по потолку салона.

– Нормально. Тебе, Глеб, в двенадцать часов надо быть на Чистых прудах. А сейчас половина десятого. Вам еще разгрузиться и перышки почистить. Так что времени в обрез, – со свистом обгоняя поток, сообщал Дима.

– Начинается… – вздохнула Люба.

– Что – начинается? – не понял Михеев.

– Москва начинается, вот что, – пояснила она и отвернулась к окну.

Дима умудрился подать микроавтобус задом почти в подъезд их чертановской башни.

– Тебя ждать? Или на свою сядешь? – поинтересовался водитель, подтаскивая корзины с дарами к лифту.

– На свою, – ответил Глеб, растирая затекшие коленки.

– А заведешься? У тебя тачка?

– «Жигуль». – И Михеев указал на присыпанный листьями автомобиль.

– Не заведешься, – убежденно предсказал Дима, быстро оглядев михеевский транспорт. – Шмотки поднимешь, спускайся. Вместе попробуем.

Но, к удивлению лихача Димы, «Жигули» Михеева с третьего раза завелись. Водитель Аксенова попрощался с Глебом за руку и укатил. Михеев запер машину и поднялся помочь жене разобраться с вещами.

– Сама разберусь, а ты садись есть. Ведь опять до ночи не появишься. – Люба на скорую руку соорудила из привезенных даров завтрак и посмотрела на часы. – У тебя на все про все пятнадцать минут.

Супруг заглотал пять бутербродов с домашней ветчиной из кабанятины, выпил пять стаканов компота и побежал одеваться.

В сыскном бюро Михеев застал обоих начальников. Ерожин и отставной генерал при появлении отпускника поднялись со своих мест и чинно поклонились.

– Здравствуйте, господин директор, – елейно улыбнулся Грыжин.