Стемнело на улице.

Раскинулось над Лангедаком ночное небо, звездами, точно стеклянными осколками, усыпанное. Холодно там, в зимнем небе, пусто, просторно.

На земле поуютней, конечно: светятся окна домов, мерцают на деревьях разноцветные гирлянды, спешат по своим делам горожане, оживленные, веселые: как-никак зимний праздник скоро!

Куксон прибавил шагу. Скрипел под ногами снежок, морозец за щеки пощипывал. Остались позади главные улицы, Сторожевая площадь, вот и знакомый перекресток показался. Теперь свернуть в один переулок, потом — в другой, и потянутся темные и глухие окраинные улицы, освещаемые лишь месяцем да звездами.

Шел Куксон быстро, на ходу беспокойно думал, отыскал ли Топфа Мейсу. Не так-то просто найти его будет, потому что…

Вдруг он остановился.

— Помяни к ночи сильфа и он тут как тут, — пробормотал гоблин.

На перекрестке, под фонарем, возле которого порхала, хлопоча, фея Скарабара, стояла парочка. Пригляделся Куксон: ну, так и есть. Мейса и какая-то красотка, выясняют, судя по всему, отношения. Причем, девушка бурно чем-то возмущается, даже щеки у нее раскраснелись, а Мейса только улыбается, кивает, со всем соглашаясь, да нетерпеливо поглядывает в сторону Овражного переулка, за которым Грогерова ночлежка находится.

Куксон решил дождаться приятеля и благоразумно остановился поодаль: тут, в густой тени девушка его не увидит. Мейса-то, конечно, сразу заприметил и бросил его в сторону короткий взгляд, как бы говоривший: погоди, я сейчас!

Бедная овечка, сочувственно вздохнул Куксон, глядя на расстроенную девушку. Сколько он таких видел, не сосчитать! Одна даже как-то в Ведомство заявилась, Мейсу разыскивала. И ведь как узнала, что тот в это время в кабинете у Куксона сидел?! Хорошо, что помощник Граббс незначительным разговором ее задержать сумел, Мейса и улизнул.

Гоблин покачал головой.

— Рабита! — проникновенно говорил меж тем, Мейса, для пущей убедительности прижимая руку к груди. — Почему ты мне не веришь? Клянусь, я говорю чистую правду!

Скарабара (была любопытна, как все феи, поэтому улетать не торопилась, все кружила вокруг фонаря) хихикнула. Мейса незаметно махнул ей, дескать, не мешай!

— Послушай меня, Рабита, — он взял девушку за руку. — Я не мастер на нежные слова и нечасто говорю от сердца…

— Потому что у тебя его нет! — вскипела «бедная овечка», вырвала руку и бросилась прочь.

Мейса проводил ее взглядом (Куксон явственно разглядел в этом взгляде облегчение) и, подняв голову, укоризненно посмотрел на порхающую фею.

— Не стыдно подслушивать?

— Я еще и подглядывала, — довольным тоном заявила фея. — А тебе не стыдно кружить головы каждой девице, встретившееся на твоем пути?

Мейса пожал плечами.

— Это все от отчаяния, — покаянным голосом признался он. — На самом деле, я давным-давно влюблен в одну миленькую фею-фонарщицу, да только она на меня и не смотрит. Похитила мое сердце, коварная неприступная красотка с золотыми кудрями!

Скарабара спланировала вниз и, трепеща прозрачными крылышками, повисла в воздухе, прямо перед лицом Мейсы.

— Брось свои штучки, Мейса Мег! Меня ты этим не возьмешь! — твердо заявила она. — И волосы у меня не золотые, а рыжие! Рыжие!

Мейса тяжело вздохнул.

— Всегда питал слабость к рыжеволосым красавицам, особенно, к одной хорошенькой феечке из Лангедака, — доверительно сообщил он. — Прямо-таки теряю волю при виде ее рыжих кудрей и янтарных глаз…

— Они карие!

— Правда? Неважно. В общем, однажды я увидел ее янтарные… э-э-э-э… карие глаза — и пропал! Пропал!

— Врешь.

— Клянусь! Я…

— И слушать не буду! — торопливо оборвала его Скарабара, набирая высоту так быстро, что это смахивало на паническое отступление. — Нет, нет, уж мне-то ты голову не заморочишь!

Мейса посмотрел ей вслед.

— Видел, Куксон? — печально спросил он. — Она даже не попрощалась.

Погрустив мгновение, Мейса встряхнулся, и, повеселев, потер руки.

— Вперед, в «Омелу»! Проверим, не осталось ли у Грогера в запасе бутылочки- другой вина из бузины? Мне срочно надо залить горе, утопить его в кружке, да так, чтобы оно не выплыло!

— Что-то непохоже, чтобы ты страдал, — фыркнул Куксон.

— А я, как истинный гоблин, скрываю свои страдания! Разве ты не видел: меня только что бросили две девушки сразу. Меня! Такое не часто бывает. Если у Грогера не найдется выпивки, придется тебе, старина, сбегать в «Трилистник» и…

Куксон остановился.

— Что? — с негодованием спросил он. — Мне? Сбегать?! Да как ты…

Мейса засмеялся.

— Да шучу я, шучу! Пошлем кого-нибудь из его постояльцев, первый раз, что ли? Только не Кабраксия, он опять все по дороге выпьет, а потом будет клясться, что бутылки ему продали уже пустые. Ну, рассказывай, что там, в «Омеле», стряслось?