Корзухян и Дыбенко послали группу громил на перехват инженера. Прохожий с пуделем и был руководителем группы. Сторож Ахмедов, в первый и последний раз впустивший Ройса в помещение бывших центральных бань, являлся, по мысли Дыбенко и Корзухина, единственно приличным на вид и не вызывающим подозрение субъектом. Пуделя придумал Дыбенко. Журналист, как более изощренный в понимании психологических моментов, был весьма доволен собой. Собака – всего штрих, а как достоверно. Ахмедов обстоятельно объяснил Маше, как ей дальше следовать, и даже немного проводил в нужном направлении. Затем Ахмедов вернулся в подворотню, где притаились ребята из группы. Пудель жалобно повизгивал. Его всего лишь днем украли у одинокой старой девы со Страстного бульвара. Пес был больше не нужен. Ахмедов прижал голову пуделя к камню подворотни и достал из сапога нож. Собака не успела даже пискнуть, так ловко сторож отрезал ей голову, и пошел звонить в автомат на углу. Ребята из группы выразили восхищение ловкостью коллеги, и пока тот раздраженно стучал по рычагу неработавшего телефона, закинули голову и труп пуделя в открытый подъезд. Ахмедов должен был доложить руководству о встрече с девушкой и получить инструкции. Дыбенко и Корзухин лично руководили операцией и сейчас ждали звонка.

Расстроенный Ахмедов вернулся к ребятам.

– Придется ломать квартиры. Автомат не работает, – сказал он.

Все вошли в подъезд. Квартира номер один имела дверь; обитую искусственной кожей в трещинах и потертостях. Трое плечом легко ее вышибли. В коридоре телефона не было. Ахмедов и двое вошли в комнату. Сторож ощупал стену. Нашел выключатель. Вместе со вспыхнувшим светом раздался истерический крик. На стареньком диванчике, от ужаса натянув на голову одеяло, орала женщина. Ахмедов остался возле дверей, а двое подошли к дивану и резким движением сдернули с женщины одеяло. Она замолчала и расширенными зрачками уставилась на неожиданных посетителей. Оглядев дряблое тело пожилой женщины, Ахмедов брезгливо плюнул на пол:

– Где у тебя телефон, красотка?

Женщина не могла от страха вымолвить ни одного слова. Тогда двое стащили ее с кровати и поволокли к Ахмедову.

– Где у тебя телефон? – спросил Ахмедов еще раз и вынул нож из сапога.

При электрическом свете на ноже отчетливо виднелись следы свежей крови.

– У меня в квартире нет телефона, – глядя на нож, совершенно спокойно ответила женщина. – Телефон в нашем доме только в квартире на третьем этаже.

Ахмедов спрятал нож, махнул ребятам и группе, покинул;: квартиру, перешагивая через выломанную дверь. А женщина, оставшись одна, медленно стала оседать на пол. Ее неподвижные стекленеющие глаза отразили лампочку на потолке, так и не выключенную ночными посетителями.

Квартира на верхнем этаже оказалась пуста. На свое счастье, ее владелец заночевал у дочери в другом конце Москвы. Телефон работал исправно.

– Молодец, сейчас выезжаем… – ответил Дыбенко и хотел что-то добавить.

Ахмедов, прижимая трубку к уху, слышал какие-то звуки. Но голос редактора так больше и не проявился. Потоптавшись некоторое время на месте, озадаченный сторож положил трубку и вместе с группой побрел ожидать приезда начальства.

Всего этого Маша Невзорова не знала. Сейчас подкупленная охрана должна вывести Николая Васильевича из ворот Лефортовской тюрьмы. Как действовать дальше, они согласуют вместе…

Николай Васильевич Чернуха решился на побег не сразу… Ройс подкупил охранника, и тот передал инженеру несколько писем Невзоровой. Письма были убедительны для Чернухи скорее трогательной наивной страстью тона, нежели логичной необходимостью этого рискованного шага… Много лет жизнью Николая Васильевича никто не интересовался. А с горячим сочувствием женщины Чернуха вообще встретился впервые.

Ромуальд Львович Давидович без умолку твердил инженеру о прелестях молодой журналистки.

– Только вы увидите этого ангела, всякие сомнения рассеются как дым, – то шептал, то переходил на крик от волнении Давидович.

А сомнения у инженера возникали:

– Нет ли тут подвоха. Уж больно все фантастично. Даже, если девушка так добра и благородна, хотя Давидович мог растаять от любой «смазливой юбки», за ней стоят неизвестные силы.

Николай Васильевич был человеком честным и прпнципиальным в своих убеждениях, но не был наивным. Он понимал, что кем бы ни был представлен этот шанс – это же шанс!

Из тюрьмы его добровольно Иванов не выпустит, даже если и захочет. Чернуха понимал, то лично к нему президент не испытывает неприязни. Инженер даже ощущал некоторое завистливое уважение к своей персоне со стороны президента. Но ситуация такова, что из тюрьмы ему не уйти. Если его хотят убить, так для чего такие сложности…

– Какой вы счастливец! Сейчас на свободу… А встреча со спасительницей?! Ах, как бы мне хотелось быть на вашем месте, – Давидович не находил места от возбуждения.

– Бежим вместе, – повторил свое предложение Чернуха.

– Нет, я бежать не могу. Но за меня не тревожьтесь. Обо мне знает весь мир. Я выйду из камеры только победителем. Обещайте мне одно, что по мере сил будете напоминать мировой общественности о судьбе заключенного Давидовича. Заключенного по причине зверского расизма. Заставить человека менять фамилию! Вы только подумайте?!

– Ромуальд Львович, я никогда не забуду вашей доброты и поверьте: сделаю все, что будет в силах.

– Я вижу, Николай Васильевич, вас удивляет, что я, еврей, делился с вами последним куском?! – вся фигура Давидовича выразила при этих словах гнев и обиду.

– Вы меня неверно поняли. При чем тут еврей? Я благодарен вам как человеку и не вижу в этом ничего для вас обидного…

– Тогда другое дело, – успокоился Давидович. – Я так говорю, потому что знаю: русские никогда нас не понимали! Поверьте, большинство нормальных евреев в данной ситуации поступили бы так же. Еврей может легко поделиться последним куском, но тут же заработает на родном брате, если представится случай… Делать дело, зарабатывать, это призвание нации. Не от еврейской жадности. От азарта. Вам не объяснить…