Шрифт:
– Он уже не на больничной койке, а в могиле. Его убили. Забили насмерть несколько дней назад.
Кастильо посерьезнел.
– Пинчо убили? Боже, а я и не знал!
– Нам сказали, что он похвалялся дружбой с вами.
Он выглядел удивленным и растерянным.
– Дружбой со мной… Каждый раз, когда он приводил мне собаку, мы с ним немного болтали, пили пиво в баре. Да, полагаю, он гордился знакомством со мной, ведь по всему было видно, что он происходит из очень простой среды.
– Вы использовали собак для экспериментов?
– Вообще-то у факультета есть собственный питомник. Однако время от времени мы могли покупать собак со стороны для практики интернов. Сейчас этого уже никто не делает, но во времена Пинчо такое довольно часто случалось.
– А вы никогда не спрашивали его о происхождении этих собак?
– Честно говоря, нет.
– Они ведь могли быть украдены?
– О чем вы говорите! Это же были беспородные собаки, не представлявшие никакой ценности в денежном выражении. Таких и в муниципальном приюте сотни. Если мы перестали использовать их, то только из-за их плохого состояния: многие были больны, заражены паразитами, да и точно определить их возраст было невозможно. Все это снижало достоверность экспериментов.
– Тогда почему же вы не брали собак из приюта?
– Это обходилось бы гораздо дороже, учитывая оплату вакцинации и оформление официальных документов. Пинчо же держал собак дома, что было удобно. Бедняга нуждался в деньгах, и поскольку давно нас обслуживал… А потом он вдруг перестал приходить безо всяких объяснений.
– Доктор Кастильо, вы не могли бы вспомнить хотя бы некоторые клички собак, купленных факультетом? Может быть, они у вас где-то записаны?
– Если у них и были клички, они меня не интересовали. Проводить опыты на собаках – не очень приятное занятие, понимаете? Пойдемте, я вам кое-что покажу.
Он привел нас в просторное соседнее помещение, оказавшееся лабораторией. Люди в белых халатах сновали между длинными столами, медицинскими приборами и шкафами с химикалиями. Доктор Кастильо остановился возле носилок. На них, раскинув лапы, лежала в бессознательном состоянии собака средних размеров; на светлой шерсти выделялись золотистые пятна. Трахея у нее была вскрыта, и в кровоточащий разрез вставлена толстая трубка, второй конец которой заканчивался чем-то вроде электрокардиографа. Каждый вздох собаки сопровождался шумом. Подключенные к ее телу провода передавали схему на разлинованную бумагу. Зрелище было удручающее.
– Понимаете теперь, почему это занятие не из приятных? По окончании экспериментов они становятся полными инвалидами. И мы делаем им смертельную инъекцию. По крайней мере, они не страдают. Но нужно иметь мужество, чтобы смотреть на них, когда они еще живы. Они пытаются играть с тобой, лижут тебе руки… Когда же попадают сюда, становятся тихими, инертными, не стараются сбежать или как-то спастись. Глянешь им в глаза и понимаешь, что они знают, что умрут.
– Это ужасно! – воскликнула я, потрясенная увиденным и услышанным.
– Так делается наука! Поэтому я не желаю ничего знать о собаках, пока они не попали на операционный стол и им не сделали анестезию, а тем более их клички. Ими занимается Мартин, служитель питомника. Он их растит, кормит, а мои помощники готовят собак к исследованиям. Вот одна из немногих привилегий, какие есть у начальника!
– Мы можем поговорить с Мартином?
– Хорошая мысль, возможно, он знает про Пинчо больше, чем я. Ведь именно Мартин с ним общался, платил ему и принимал собак.
– Вы могли бы сделать для нас кое-что еще, доктор Кастильо? Вам нетрудно было бы проверить, не соответствует ли какое-нибудь из этих чисел денежным суммам, которые ваш отдел выплачивал Пинчо?
– Давайте заглянем в компьютер. Пойдемте со мной.
Мы вернулись в его кабинет. Он с довольным видом продемонстрировал нам компьютер.
– Вы только взгляните, какая вещь! Последняя новинка. Пришлось сражаться со всей университетской администрацией, чтобы мне выделили бюджет, которого хватило бы на покупку этого чуда. Совершенная машина, причем многофункциональная. С одинаковым успехом хранит научную информацию и ведет учет покупок в супермаркете. А какое высокое разрешение!
Он наклонился над клавиатурой и напечатал: «Вот здорово!» Мы с Гарсоном незаметно переглянулись. Рывшаяся в ящике с документами медсестра перехватила наши удивленно-недоверчивые взгляды и улыбнулась. Младший инспектор вынул из своего портфеля тетрадь Лусены номер два и показал ее Кастильо.
– Даты не проставлены? – спросил тот.
– Нет.
Он бросил взгляд на числа, прочел вслух:
– Пятьдесят тысяч, сорок тысяч… – Он покачал головой. – Нет-нет, что вы, тут и думать нечего! Мы никогда не платили Пинчо такие суммы.