— Я не понимаю.

Я потеряла его из виду, когда он исчез на веранде и свернул за угол. Я побежала вперед, обогнула большой куст фуксии, который скрывал облокотившегося на перила очередного маленького моста принца, и медленно подошла к нему. Он смотрел на воду так, будто это был портал, потому что когда я подняла взгляд на его глаза, то поняла, что в водной глади он видел то, что было недоступным для меня, и думал о том, чего я не могла с ним разделить.

— Я никогда не любил Аманду.

Я крепко схватилась за перила.

— Что?

Мой неосторожный вопрос вернул его к реальности, и вода стала отражать лишь тень нависшего моста.

— А она не любила меня. Мы были… не знаю, как это объяснить… наверное, просто друзьями, которые спали вместе.

— О… — мягко выдохнула я. — Я… я не думала, что ты такой.

— Нет! Нет, ты неправильно поняла.

Он опустил голову на руки и пробормотал что-то себе под нос. Я не могла разобрать слов, пока он не убрал руки, проведя ими по волосам.

— Это был взаимовыгодный союз.

Вздохнув, он выпрямился, пересек мост и развернулся в пол-оборота, приглашая меня присоединиться. Я колебалась.

— Позволь мне все объяснить, — предложил он. И добавил: — Прошу вас, герцогиня.

Что-то во мне привело ноги в движение, и я, сама не понимая как, пошла рядом с ним. Его руки потянулись к карманам джинсов, и он сделал глубокий выдох, а потом коротко вдохнул.

— Возможно, то, о чем я буду говорить, будет для тебя непонятным из-за того, что случилось с твоей бабушкой тогда, но ты помнишь нетерпеливое желание повзрослеть, которое испытываешь, когда тебе четырнадцать?

Я не видела связи между его вопросом и темой нашего разговора, но понимала, о чем он говорит. В четырнадцать мне казалось, что я уже выросла. Я считала себя взрослой. Я вряд ли тогда поверила бы, что за какие-то восемнадцать месяцев стану более зрелой, чем за все предыдущие годы, что к своим неполным шестнадцати стану совсем другой.

— Да, я понимаю.

Он ненадолго закрыл глаза и сухо засмеялся.

— У меня в четырнадцать лет была чрезмерно раздутая уверенность в своей взрослости. Мне надоело быть под присмотром родителей в школе в Атенеа; я считал себя выше этого, поэтому предпочел поехать хранителем в Австралию. Я многого ждал от этой поездки. Но и у прессы хватало ожиданий.

Он выглядел довольно жалко, глядя на скалу, но не видя ее, и так глубоко засунув руки в карманы, что они казались негнущимися. Мне стало интересно, выгляжу ли я так же, когда моя голова чем-то занята. Мне не хотелось, чтобы меня жалели.

— Меня назначили хранителем в школу-пансион в Сиднее и приставили ко мне охрану. Школа оказалась небольшая, но там уже было около десятка других хранителей-Сейдж. С ними и с группой людей я довольно быстро подружился.

Это я уже знала. Как и полагается девочке десяти лет, я влюблялась в знаменитостей, поэтому следила за каждым его движением, — хотя рассказывать принцу об этом я не собиралась.

— Первый год прошел отлично. У меня были друзья, я хорошо учился, и у меня наконец появилась возможность управлять теми аспектами собственной жизни, которые я раньше не контролировал, например распоряжаться своими деньгами… но в конце года начались проблемы. Мне было пятнадцать и…

Его голос стих, а между бровями пролегли складки, когда он, глядя на меня, склонил голову к плечу.

— Боже правый, я был твоего возраста… но ты более здравомыслящая, чем я был когда-либо.

Я не знала, что ответить. Я подумала, что принц сделал мне комплимент, но его голос был слишком задумчивым, чтобы я поверила, что это сделано намеренно, и потому промолчала.

Он покачал головой.

— Я становился старше, а значит, папарацци обращали на меня все больше внимания. Выходили статья за статьей с информацией о девушках, с которыми я будто бы ходил на свидания или даже спал… Хотя все это было неправдой, — поспешно добавил он. — Но они все-таки заметили, что я сблизился с Амандой. Мы были просто добрыми друзьями, мне даже в голову не приходило пригласить ее на свидание… Но пресса видела то, чего не было, и начался прессинг. Я должен был выступить героем нового королевского романа. Ее журналисты тоже преследовали. Жизнь стала просто невыносимой.

Принц пристально смотрел на меня, и возникло ощущение, что он ожидает моей реакции. Но мое лицо оставалось непроницаемым, насколько это было возможно.

— Аманда и тогда была амбициозной. Как любая девушка из знатной семьи, она мечтала о карьере при дворе и очень интересовалась политикой. Но ее семья наживала свое состояние с нуля, и Аманда прекрасно понимала, что происхождение не позволит ей быстро получить влияние при дворе, чего она так хотела. А мне… мне нужно было дать прессе то, чего они ждали.