— Спокойней, Чони, — усмехнулся Сэм, и голос у него при этом был гаденько — снисходительный, — мы поняли, что ты хотел сказать.

Адарик повернул к нему перекошенное лицо, издал что — то вроде «та — та — та» и убежал куда — то, размахивая руками. Сэм спокойно вернулся к своему занятию — он вышивал крестом.

Из любопытства, Лаванда подобрала растерзанную газету и попыталась найти в ней взволновавшую Искусника статью. Ничего не получалось. Подошел Сэм, расправил скомканный лист и показал пальцем — господин Михельсон довольно едко отвечал на критику общественной комиссии и министерского Круга. Силовым ведомствам предлагалось сократить расходы, на что министр Общественной Безопасности отвечал перечислением недавних событий (начиная от войсковой операции в Арангене и кончая противостоянием в Финкауне), а потом спрашивал, чьими жизнями правительство предлагает оплатить заявленную экономию. Все логично и в рамках публичной полемики.

— Хаино входит в эту комиссию, и идея с тем, чтобы платить магам меньше денег — тоже его.

Очень в духе Искусников — сначала поднять бучу, а потом предложить разогнать тех, кто следит за порядком!

— Комиссия создавалась два года назад, — пояснил Сэм, заметив ее сомнения. — Тогда ситуация была несколько иной и многое из того, что произошло, не планировалось.

Да, вряд ли срыв ритуала был для сектантов в порядке вещей. Лаванда осторожно кивнула, и молодой Искусник убрался к своим пяльцам. Итак, один кандидат естественным образом отсеялся, выбора не осталось, а задача не облегчилась. На следующий день Лаванда подсела к Сэму. Парень закатил глаза:

— Тебе что, заняться нечем?

— Нечем, — робко кивнула белая.

— Пойди, вон, Милене с козлятами помоги!

Лаванда обиженно надула губки:

— Они бодаются!

Сэм тяжело вздохнул и уткнулся в пяльцы. Надо сказать, получалось у него очень здорово. Белая загорелась идеей:

— Научи меня тоже!

— Нет.

— Научи!

— Нет.

— Научи, научи, научи.

Главное, хотя бы один раз добиться своего, дальше пойдет легче. Жаль, что в ее возрасте трудно сойти за милую кошечку! Впрочем, маги выглядят молодо. Сэм сопротивлялся три дня (не иначе, сказывалась практика с Хаино), но вынужден был уступить. Лаванде были вручены пяльцы, бязь, нитки и рисунки.

— Наверное, это очень приятно — создавать красоту, — зашла шпионка на цель с другой стороны. Ей срочно требовалось втереться к парню в доверие. В гостиной они сидели вдвоем.

— Я тебе один раз скажу и больше повторять не буду, — буркнул Сэм. — Я ненавижу вышивать и красота мне до синей лампочки!

— Тогда зачем… — опешила белая.

— Затем, что пока я занят, ко мне никто не лезет. Поняла?

Лаванда поняла: ей подвернулась невероятная удача — встретить ренегата в рядах секты. Осталось понять, почему он до сих пор жив, и убедить в дружеских намерениях. За ту неделю, что оказалась в ее распоряжении, Лаванда сумела вызвать лишь удивление и недоверие — Сэм смотрел на нее как на собаку, внезапно сказавшую «мяу!». Потом вернулся Хаино и опять начал портить шпионке диспозицию.

Посвященный ворвался в усадьбу под вечер, как блудный дух — голодный и осунувшийся. Следом за ним двое непроницаемо спокойных измененных пронесли маленький, но тяжелый сундучок. Отправившиеся с Хаино сектанты, как ни странно, вернулись все.

Лаванда немедленно перебралась в гостиную — слушать сплетни. Разговоров только и было, что о возвращении Учителя, но, увы, для шпионки ценность этих слов была не то, что нулевая — отрицательная. Ну, какую пользу можно извлечь из того факта, что Посвященный не поздоровался в коридоре с девицей Б.?

После часа бессмысленной болтовни слуга — измененный незаметно отозвал Лаванду в сторону — с ней хотели поговорить.

Хаино успел умыться и переодеться, из его глаз исчез лихорадочный блеск — маг вполне контролировал себя. «Значит, на откровения рассчитывать не приходится».

— Посмотри на это, Касси!

На столе лежали семь небольших стеклянных дисков с металлической инкрустацией, некоторые — в бурых разводах. Лаванда быстро сглотнула — она так и не приучила себя равнодушно относиться к виду крови.

— Знаешь, что это?

— Нет, — виновато улыбнулась белая.

— Это — Ключи! Если их правильно использовать, они нарушат работу одного очень древнего артефакта. О нем почти никто не знает, его части разбросаны по всему миру и укрыты в таких местах, куда ни один человек не может проникнуть. Тайники охраняют рукотворные чудовища, по сравнению с которыми все конструкты Белого Халака — жалкие поделки! Но создатели оставили для себя лазейку — на артефакт можно воздействовать через эти Ключи… Возможно, ты захочешь спросить, для чего такие сложности? Что совершает это устройство, по сравнению с которым тысячи оружейных проклятий — всего лишь мерцание свечи?

Лаванда старательно хлопала глазами. Искусник говорил уверенно, но божественный замысел не поминал, и это заставляло заподозрить его в лукавстве.

— Проклятый артефакт открывает врата, соединяющие наш мир с Потусторонним! Стоит нарушить его работу, и нежити потеряют возможность проникать сюда. Долгие годы Ключи были спрятаны, но, наконец, я ими завладел. Разве это не прекрасно?

Угу, туши свет, зови Шороха.

Избавить мир от Потустороннего! Любой белый, узнав о таком, должен был отдаться Искусникам душей и телом. Но как быть с тем, что Посвященный говорил мертвому Дэрику, уже не рассчитывая быть услышанным? Не похоже было, что тогда нежити мешали Делу Света. И как ей скрыть свои сомнения от эмпата? Нужно было найти противоречие, любой ценой. Найти, либо перестать сопротивляться.