– Кого же? – с любопытством спросил Ланс.

Но дервиш не ответил. Его лицо оставалось непроницаемо–загадочным, и только тонкие губы изогнулись в отстраненной улыбке, должной означать – а вот это дружок, совсем не твоего ума дело. Лансанариэль внимательно пригляделся к фигуре старика и ошарашено хлопнул ресницами – и как это он раньше не замечал, что при всем обилии морщин и седины, согбенности и дряхлости, губы у Али–Бабы хоть и тонкие, но сочные и свежие и…, тут Ланс неожиданно пришел к несвойственному ему, глубокомысленному выводу, … подозрительно молодые. От усердной работы мыслей у него сразу же разболелась голова. Но в памяти почему–то прочно засело осознание – Али–Баба вовсе не тот, за кого он себя выдает. А если человек, не шибко в общем–то привыкший к психологическим изысканиям что–то втемяшивает себе в голову, то это уже серьезно!

Лансанариэль из всех сил затормошил орка, продолжавшего дрыхнуть сладко и безмятежно:

– Огвур, проснись!

– М–м–м, – бессвязно отреагировал Белый волк, открывая глаза. – Что случилось? Уже утро?

– Откуда у тебя это взялось? – полукровка пальцем восхищенно погладил камень перстня, мгновенно ответивший сердитым уколом холодной энергии, и очарованно взвизгнул. – Вот это да, клянусь Аолой, только настоящие магические артефакты способны на такие кусачие фокусы!

– Ночью снял с одного из трех наемников, пытавшихся похитить тебя для гарема визиря, – коротко отчеканил орк.

У Ланса глаза на лоб полезли от изумления:

– И ты их всех того…

– Да не убивал я никого, – оскорблено поморщился Огвур. – Как ты можешь так обо мне думать? Я ведь не зверь. Тюкнул их по дурным башкам, да рассовал по горшкам во дворе…

Али–Баба тоненько хихикнул:

– То–то весь город полночи ловил то, что из горшков вылезло!

Орк басовито хохотнул:

– Много шума было?

– Не то слово!

– А сейчас чего шумят?

– Купец перстень ищет, – доходчиво пояснил дервиш.

Огвур задумался ненадолго, а потом с жалобными интонациями спросил:

– Так что, пойти – отдать? А ведь не хочется!

– Нет, ну делай этого! – почти выкрикнул старик.

Орк и полуэльф переглянулись с недоумевающим видом.

– Почему? – поинтересовался тысячник.

– Негоже перстню без дела пылиться в храме Роха. Он для другого предназначен, – туманно пояснил Али–Баба.

– Эх, опять непонятки сплошные, – посетовал Огвур. – Но почему–то я верю в твою правоту, вот только…

Закончить начатую фразу не позволил дикий крик, с невиданной мощью взметнувший чуть не сорвавшуюся с бечевы занавеску. Друзья увидели раскрасневшегося словно помидор купца, угрожающе потрясающего кулаками перед носом бледного как полотно Расула. Дошедший до белого каления богатей схватил чайханщика за грудки и, изрыгая проклятия, замахнулся на него кинжалом. Но чья–то сильная рука вдруг умело перехватила оружие в воздухе, искусно выворачивая кисть Хасана и заламывая локоть. Купец взвыл снова, на этот раз от боли. Он поднял взбешенный взгляд на своего обидчика, посмевшего вступиться за нерасторопного чайханщика:

– Сто демонов Тьмы тебе в печенку, ты кто еще такой?

– Пират! – весело ответил стройный худощавый мужчина с серьгой в ухе, чье обветренное и сильно загорелое лицо и в самом деле красноречивее слов выдавало его принадлежность к морскому промыслу. – В Рохоссе меня знают многие, под именем Маллера Справедливого!

– Кличка! – презрительно буркнул купец. – Приказываю тебе называться настоящим именем, если посмел покуситься на Хасана – аль – Ашаятта.

– Изволь, – хмыкнул пират, отпуская заносчивого богатея. – При рождении я получил имя Маллер де Вакс и происхожу из старинного рода ликерийских дворян.

При последних словах храбреца, орк почувствовал, как взволнованно напряглись плечи Ланса под успокаивающе обнявшей их рукой друга.

Поняв, что его противник принадлежит к благородному сословию, купец заметно стушевался и поумерил заносчивый напор.

– Зачем аристократу защищать какого–то чайханщика? Ты должен быть на моей стороне.

Но Маллер осуждающе покачал головой:

– Не гоже сильному да родовитому, куражиться над слабым и зависимым. Тем более, что ты сам, да и твой слуга тоже, оказались растяпами – не уследили за своим добром. Проспать кольцо с пальца, – он обидно хохотнул, – это ж надо умудриться!

Хасан снова налился красной краской гнева:

– Да как ты смеешь! Это уже оскорбление, такое только кровью смывают!

– Изволь, – снова усмехнулся пират. – Могу за свои слова в поединке ответить, – и он уверенно, но вместе с тем и без лишнего пафоса, прикоснулся к рукояти изогнутой сабли, привешенной к его поясу.