Но маг не ответил, с деланым равнодушием подняв глаза к потолку и ехидно насвистывая какую–то мелодию…

– Она возвращается? – Голос де Грея дрогнул, выдавая охватившую его растерянность. – Правда? Марвин, не молчи – или я тебя убью!

Некромант удовлетворенно расхохотался, деликатно ухватил повелителя за локоть, вытащил из кресла и вывел из захламленной спальни. Жизнь потихоньку налаживалась…

А чуть позднее, расположившись в двух соседних ваннах, установленных в выложенной мрамором мыльне, друзья завели обстоятельную беседу, сопровождаемую ритмичным движением щедро намыленных мочалок. В горячем воздухе плыл упоительный аромат фуксии и миндального масла, стирая из памяти страдания минувших дней, и разнежившимся друзьям казалось: струящаяся в трубах вода смывает грязь не только с тел, но и с их душ, обновляя и врачуя. А уходящая в сток грязная мыльная пена уносит с собой их вольные или невольные грехи, освобождая место для чего–то светлого, нового и невыразимо прекрасного.

– Я виноват, – с трагическим вздохом произнес Генрих, откидывая назад длинные мокрые волосы, отмытые до блеска и скрипа, – в том, что она скончалась. Я не думал о ней, я вообще ни о ком и ни о чем не думал. Я просто тупо гонялся за Ульрикой!

Марвин набрал воду в ладонь и, сибаритствуя, медленно вылил ее себе на грудь.

– Глупости, – урезонил он сильфа, – какого гоблина ты занимаешься бессмысленным самобичеванием? Ведешь себя словно рефлексирующая барышня, посуду бьешь. Мужчина обязан с достоинством принимать посылаемые ему испытания. К чему безумствовать, если прошлого уже не вернуть. И не стоит разрешать этому неудавшемуся прошлому портить твое благополучное настоящее и будущее. Живи тем, что имеешь в текущий момент, живи ради родных и близких…

– Да–а–а? – Барон возмущенно вскочил на ноги, поднимаясь из ванны. – Полагаешь, совесть так же просто отмыть, как и тело?

Предельно расслабившийся некромант нехотя разлепил тяжелые веки, исподволь любуясь роскошной фигурой де Грея, эффектно выступающей из пены и пара. Сам малость подуставший от сладостных, но чрезвычайно обременительных уз брака, Марвин тем не менее искренне сочувствовал другу, понимая: лишать подобную плоть женской любви и ласки – суровое и несправедливое наказание. Литые плечи Генриха, его могучий торс, мускулистые руки… Да он просто неспособен жить без женщины, не годится для воздержания и неприспособлен к участи отшельника. Нет, повелителю сильфов срочно требуется другая жена! В конце концов, настоящая проблема кроется даже не в постельных утехах барона – просто малышке Мириам нужна мать, а народу – правительница. И всем понятно, какая именно женщина лучше всего подходит для столь нелегкой роли… М–да–а–а, а ведь совсем недавно Марвин настоятельно советовал Генриху выбросить ее из головы…

– Умирают все, – с проникновенными нотками сообщил маг, старательно подбирая самые простые и доступные слова, способные проникнуть в израненную душу барона, – умные и глупые, любимые и нелюбимые. Вопрос лишь в том – когда? Ну а это уж как кому повезет, в зависимости от отмерянного ему срока. Саймон – самый искусный маг на земле – не отходил от смертного одра Лилуиллы, но и он в итоге сумел лишь облегчить ее последние мгновения, а не отогнал смерть. Смирись, друг, твою жену не смогли бы спасти даже боги…

Генрих с покаянным плеском осел обратно в воду.

– Я думаю, она страдала вовсе не от осознания неизбежности смерти, – глухо произнес он, – а оттого, что понимала: я ее не люблю!

– А ты ее и вправду не любил? – заинтересованно спросил маг. – Совсем–совсем?

– Поначалу просто вожделел, – смущенно признался де Грей. – А потом… – Он обреченно махнул рукой. – Негодный характер способен убить все…

– Это точно! – понимающе откликнулся некромант, подразумевая что–то свое, личное. – Но, – он печально улыбнулся, – разве не учит нас сама жизнь: люби не того, кого хочется любить, а того, кого можешь, кем обладаешь!

Сильф возмущенно фыркнул, погружаясь в воду с головой и вновь выныривая на поверхность:

– Ты еще скажи: не умеешь любить – сиди и дружи! Нет, мудрый ты мой, любовь – на то она и любовь, что не признает никаких рамок и правил…

Этого справедливого заявления Марвин оспорить не смог, а потому нехотя кивнул:

– Так–то оно так. Да вот только все равно не стоит кусать больше, чем сможешь прожевать и проглотить, – подавишься или клыки сломаешь!

Генрих хвастливо оскалил белоснежные зубы:

– Да я ими даже гвозди жую!

– А Ульрику, – подначивающе поддел некромант, впиваясь испытующим взором в расширившиеся зрачки друга, – прожуешь?

– А я и не собираюсь с ней сюсюкаться. – Щеки барона пошли багровыми пятнами, отражая нарастающий в нем бунт. – Я устал от любви, я больше ее не хочу. Мне нужно обладание…

– Врешь! – холодно отчеканил Марвин. – Ты ожесточаешь себя намеренно. Но это не выход… Так ты сделаешь только хуже. И ей, и себе…

Де Грей задумчиво гонял по воде увядшие лепестки фуксии.

– Что ты хочешь от меня услышать? – прерывая молчание, запальчиво выкрикнул он. – Да, признаю – я вряд ли смогу заставить ее жить со мной добровольно! Но я очень постараюсь, потому что жить без нее мне тоже невмочь!

– Любовную рану умеет залечивать лишь тот, кто ее нанес, – признал маг. – Но советую тебе серьезно: забудь ее и перетерпи свои чувства. Рано или поздно они иссякнут. Да и к тому же, – он гоготнул донельзя скабрезно, – от баб одни проблемы и прямой ущерб нашему здоровью. Ибо чем меньше женщину мы любим, тем больше времени на сон! Впрочем, это я тебе уже говорил.