— Нас к кому посылают, к тому и приезжаем, — невозмутимо ответила Анна Викторовна. — Прислали к вам.

— С чего бы вдруг?

Врач пожала плечами — мол, не нам об этом рассуждать.

— Давайте, я вам давление померяю.

Пока она возилась с манжетой тонометра, пациент с усмешкой поглядывал на нее, на нас с Серегой и на мать. Разумеется, он все понял. И, сдается мне, от нашего прихода будет больше вреда, чем пользы.

— Высоковато у вас давление немного. Дать таблетку?

— Не надо, своим лечусь, — Рачкин кивнул на табуретку и возвышающуюся на ней бутылку.

— А вот этим вы лучше не увлекайтесь. Все-таки в ваши сорок три вам рановато цирроз печени зарабатывать. Да и легкие…

— Да я еще вас всех переживу! — с внезапной злостью сказал пациент, приподнимаясь на локте. — Ясно?

— Ясно, ясно… — покорно сказала Анна Викторовна, сматывая тонометр и убирая его в чехол. — Ладно, раз жалоб не предъявляете, мы пойдем.

— Идите.

Стараясь не смотреть в умоляющие глаза старушки-матери, мы гуськом направились к двери. Ну а что мы можем сделать? Он нормален, насколько может быть нормален хронический алкаш. Госпитализировать его абсолютно не с чем — лечение в наркологии добровольное, за исключением случаев алкогольного психоза. Но нашему другу, судя по ополовиненной пивной таре, такое еще долго не грозит.

— Ребятки… — шептала нам вслед бабушка. — Ребятки… ну хоть что-нибудь…

— Извините, — сжав зубы, ответил я. — Бабулечка, ничем не можем помочь. Правда, ничем. Если буянит — это к милиции…

Я чувствовал себя последней сволочью, говоря это. Но что зависело сейчас от нас?

Мы, угрюмо насупившись, спускались по вонючей лестнице. Я без нужды стучал кулаком по перилам, Серега размахивая сумкой с опасной амплитудой, демонстративно насвистывая похоронный марш. На втором этаже Анна Викторовна остановилась, повернулась к нам:

— Ребята, если есть, что сказать — говорите. А вот этой вот показухи не надо.

— Да что говорить… — смутившись, пробормотал я. — Бабку жалко.

— Думаете, мне не жалко? — жестко спросила врач. — Думаете, я не знаю, чем дело кончится? Ну, скажите мне тогда, что делать сейчас, если вы лучше меня владеете ситуацией?

— Милицию вызвать, может? — виновато спросил Серега.

— И что? Они приедут, он сделает морду кирпичом — мол, ничего нет, бабка по старости лет дурит, паспорт покажет. Все! Наряд уедет, что потом?

— Убьет, — также тихо пробормотал я.

Слово эхо моих слов, сверху раздался крик бабули:

— Помогите! Помогите, убивают!!

Мы с Серегой, не сговариваясь, сорвались с места, прыгая через три ступеньки. Останавливающий крик Анны Викторовны мы проигнорировали.

Да черт с ним, с законом, черт с ними, с должностными инструкциями, в конце концов!

Нас на пятом этаже встретила торопливо ковыляющая нам навстречу бабушка, держащаяся за плечо — ворот домашнего сарафанчика был разорван, а на дряблой шее тянулась свежая, набухающая бусинами крови, царапина.

— С-сука, — процедил Серега, бросаясь к двери. Как оказалось вовремя — наш друг в этот момент пытался прикрыть ее изнутри. Но опоздал — Серегины сто с лишним килограмм вошли в контакт с дерматином, отшвыривая Рачкина внутрь прихожей. Мы ворвались за ним — Серега, уже не тратя времени на слова, ударом ноги в грудь швырнул дебошира в комнату, а я, влетев следом, согнул его вдвое ударом в солнечное сплетение и от души заехал ему локтем между лопаток, бросая на затертый линолеум пола.

— Лежать, ублюдок!!

Выдернутая мной из кармана вязка захлестнула небритый кадык клиента и натянулась, заставив его захрипеть. Серега вспрыгнул сверху на него, придавливая весом к полу и не давая вырваться. Шесть секунд — и Рачкин, дернувшись, обмяк. Я ослабил вязку, впрочем, не убирая ее.

— Кажется, обгадился, — потянув носом, сказал мой напарник.

— Ничего, отстирается.

Минуту спустя наш клиент очнулся, испуганно поводя глазами. Я бы не хотел так очнуться — лежащим на полу с заломанными назад руками, натянутой петлей на шее и с Серегиным кулачищем перед носом.

— Ре… ребята, вы чего? Вы чего?

— Мы чего? — вздрагивающим от ярости голосом спросил Серега. — Мы чего, мразь ты вшивая?

От пощечины, которую он ему залепил, зазвенел воздух.

— Мужики, да я понял, понял!! — заорал Рачкин. — Понял все, не на…

Вторая оплеуха оборвала его вопль. На щеке у него расплылось красное пятно.

— Не ори, люди спать ложатся, — посоветовал я. — Заткни хайло и слушай, что умный человек скажет. Перебьешь — будет больно. Усек?

Клиент торопливо закивал, насколько позволяла вязка на шее.