На что угодно, лишь бы не глазеть на ее ноги.

Постепенно красота окружающей природы захватила его целиком, потеснив тревожащее ощущение близости Кэролайн. Все его органы чувств обострились, упиваясь обжигающими лучами солнца, терпкими запахами морской соли и растительности и неумолкающим рокотом прибоя. Его взгляд остановился на линии прилива, видневшейся на белых скалах, и задержался, восхищаясь контрастом между темным и светлым.

Понадобилось несколько мгновений, чтобы значение этих отметок дошло до его расслабившегося на солнце сознания, заставив резко сесть. Похоже, Кэролайн не преувеличивала, когда сказала, что высокий прилив может быть опасен в этой бухте.

Перевернувшись на живот, он подверг окружающие скалы более тщательному осмотру. Птичьи гнезда, облепившие их неровную поверхность, располагались не ниже пяти-шести футов от земли, наводя на мысль, что ласточки осознавали опасности крохотной бухты намного лучше, чем он сам. Дэвид бросил испытующий взгляд на океан. Похоже, в данный момент прилив находится на срединном уровне. Но через несколько часов, возможно, даже эта скала будет окружена бурлящей водой. Неужели Кэролайн плавает здесь и при высоком приливе? Эта мысль заставила его кулаки сжаться.

Сегодня он вел себя хорошо, придерживаясь статуса друга, как того требовали обстоятельства: не пытался ее поцеловать, хотя мысли не раз устремлялись в этом направлении; во время урока не старался коснуться ее, если этого не требовалось в ходе обучения, напоминая себе – не единожды, – что она вовсе не та, что нужна ему, а он не тот, кого заслуживает она.

Но это не делало опасение – даже страх – потерять ее менее сокрушительным.

– Я не желаю, чтобы вы плавали здесь впредь одна. – Слова слетели с его губ, прежде чем он успел одуматься.

Он ожидал гораздо более энергичной реакции – скажем, удара в живот, – но Кэролайн ограничилась тем, что уставилась на него в явном недоумении.

– Это почему же?

– Слишком опасно, – заявил Дэвид, указав с обвиняющим видом на отметки уровня воды на скалах.

Судя по упрямому выражению его лица, он собирался стоять на своем.

– Я никогда не иду на необоснованные риски, Дэвид. – Глаза Кэролайн сверкнули словно тысячи крохотных зеркал, отражая красоту и опасность окружающей природы.

– Плавание в одиночку, особенно когда в этом нет необходимости, само по себе необоснованный риск. – Он словно выталкивал слова из горла, тяжелые и неумолимые. И правдивые, даже если не слишком добрые. – Обещайте, что не будете плавать здесь без меня.

Кэролайн вспыхнула, а потом сказала, покачав головой:

– Я уже говорила вам, что, по-моему, слова нельзя раздавать направо и налево. И хотя я ценю вашу заботу, давать подобные обещания не могу, особенно тому, кто пробудет здесь пару недель.

Раздражение сделало Дэвида опрометчивым.

– Я могу рассказать вашей матери, чем вы здесь занимаетесь.

Но Кэролайн уже соскользнула с дальнего конца скалы, исчезнув из вида. Судя по лихорадочному шороху, доносившемуся до его ушей, она одевалась. Ее голос, когда она отозвалась, был отрывистым и сердитым.

– Конечно, можете. Но поскольку она никогда не выходит из дому, это мало что изменит. – Кэролайн помолчала, затем выглянула из-за скалы. – Я поделилась с вами своим секретом, Дэвид, хотя это могло погубить мою репутацию. Надеюсь, вы не обманете мое доверие.

Его охватил стыд. Но разве он не предупреждал ее, что ему нельзя доверять? Жизнь определенно пометила его как такового, и он поверил в это со временем.

Дэвид спрыгнул с другой стороны скалы и поднял рубашку, стряхнув крохотного краба, спрятавшегося под воротником, прежде чем вдеть руки в рукава одним сердитым движением. Он застегивал пуговицы, когда Кэролайн появилась из-за скалы, облаченная в муслиновое платье с узором из цветков лаванды, с волосами, безжалостно затянутыми в узел.

Она остановилась перед ним, протянув один из его башмаков, пропажу которого он еще не успел обнаружить.

– Дайте мне слово, что не выдадите мой секрет, Дэвид. Слово джентльмена.

Он взял ботинок, крепко сжав потертую кожу.

– Мне казалось, мы договорились, что это звание ко мне неприменимо.

– Вы человек чести. Я это чувствую. По крайней мере, в подобных вопросах.

Дэвид колебался, испытывая неловкость от ее веры в его благородство, но не мог позволить ей уйти сердитой. Натянув один ботинок, он взялся за другой.